Триптих откровения

На третье утро после нашего совместного проживания мы вышли из номера и, смешавшись с другими курсантами, направились в сторону учебного здания, а когда расселись в аудитории, после первой лекции Сергей Червонных произнёс: «Что-то не видно здесь нашего доблестного одессита. Куда он подевался?» Придя же с занятий в номер, увидели Пиринского, спящим на кушетке. На столе стояла бутылка с недопитой кедровкой.

К вечеру мы, как всегда, возобновили разговоры. У Саши тактично не спрашивали, почему не был на занятиях, думая, что встретил кого-то из знакомых.

С утра снова пошли на занятия все вместе, а вернулись только с Сергеем. Саша, как и прежде, по пути отстал.

Этой ночью после полуночи я сквозь дрёму услышал шаги. Открыв глаза, увидел силуэт движущегося человека, который то и дело ходил от двери к окну и обратно. Не придав значения и укрывшись одеялом с головой, я уснул.

Утром снова выходим на занятия втроём, возвращаемся только с Сергеем. В номере застаём Пиринского со стаканом кедровки в руке.

– Завтра я еду в Москву, – говорит Саша. – От жены получил телеграмму, надо её встретить.

А ночью под утро опять послышались беспокойные шаги. На этот раз я приподнялся и спросил: – Саша, что с тобой? Тебе плохо?

– Лежи, лежи, Юрец, не тревожься, – глухо произнёс он.

В тот день мы остались с Сергеем вдвоём. Пиринского не было два дня, которые выпадали на субботу и воскресенье. В понедельник встретились с ним на занятиях, куда он прибыл прямо из Москвы.

– Жена остановилась в гостинице, – сказал он, – и я теперь нахожусь при ней. На занятия буду ездить оттуда. « Что ж, – подумали мы, – пусть будет так, как ему лучше».

После занятий он зашёл в номер за кое-какими личными вещами. Мы заметили, что Саша не столь доброжелателен, каким был раньше. Особенно он как-то резко осуждающе

глянул на нас, когда увидел в руках наших стаканы, наполненные всё той же кедровкой. К вечеру он уехал в Москву.

Теперь на занятиях мы видели Сашу предельно серьёзным. В перерывах он рассказывал, что каждый вечер они с женой посещают театры. Уже побывали в Большом, на Таганке и в Современнике. В выходные дни ходят в музеи. Посетили Третьяковку и Пушкинский. Зашли и в дом Достоевского. В общем, ведут праведный образ жизни.

В конце курсов все слушатели защищали рефераты, которые подготовили в процессе занятий. Но Саша руководителем занятий был выделен особо:

– Сейчас перед вами выступит, – сказал он, – знакомый вам курсант – начальник Одесской гидрогеологической партии Александр Сильвестрович Веприцкий. Он имеет большой опыт проведения инженерно-геологических работ на массивах орошения в пределах Юга Украины. И сейчас расскажет вам о практическом применении методики, которую вы осваивали на наших курсах.

Саша был серьёзен, он заговорил уверенно как специалист, хорошо знающий своё дело. Одет он был безукоризненно, чувствовалась заботливая рука женщины. Только галстук, как и прежде, был подтянут не вплотную к шее, так как верхняя пуговица белой рубашки была расстегнута.

…Курсы закончились. При прощании Саша, имея в виду жену, задумчиво произнёс: «Это она меня вытащила из состояния вседозволенности. И, надо сказать, своевременно. – А потом добавил: – Я рад, коллеги, что пообщался с вами. А ты, Юрец, пиши. Хорошие у тебя стихи. Желаю вам всего доброго, приезжайте в Одессу, увидите, какая там «Пересыпь», а то «перессы, перессы» – обалдели все.

П ОКАЯНИЕ АГНЦА

«Они стояли бледные посреди улицы и держались за руки. Их только что вытащили из подвала, где застукали. Он – немецкий солдат, она – русская.

Я снял чехол с пушки и сделал прямую наводку. Расстрелял артиллерийскими снарядами сначала его, а потом её. Случилось это, когда освобождали Белгород».

Не знаю, зачем и почему мне рассказал об этом отец после десятилетней разлуки, когда я приехал на практику по его вызову из Иркутска, где учился на гидрогеолога.

На Дальнем Востоке я был впервые. И край поразил меня ещё в Заливе Петра Великого, когда катался на лодке в ожидании поезда на Сучан. Сидя за вёслами, я ощутил мелкую водную пыль, которая сыпалась с небес, незаметно увлажняя одежду. Такой микродождь был новинкой. Там, где я жил, были грозы мгновенные и водообильные, а тут – водная пыль. Не знал тогда, что здесь бывают такие ливни, которые мне и не снились.

Там, в краю у моря

В Заливе Петра Великого

В далёком Приморском крае,

Где гуща лесная дикая,

Я мысленно пребываю.

Я в грёзах на самом Востоке

Российского морекрая.

Здесь где-то живут недалёко

Таинственные самураи.

Плыву, как когда-то, на лодке,

Ведомою взмахами вёсел,

Дождинки туманные, лёгкие,

Сыплют с небес белёсых.

Там дальше за окоёмом

Не «тихими» волнами дышит

Большой океан неуёмный,

Насмешником названный «Тихим».

…Мне всё было здесь непривычно –

Я юным тогда был студентом,

И был поражён необычным

Холмистым лесным континентом.

Встретив в Сучане, отец привёз меня в Находку, чтобы заночевать у «своих» – тёще с тестем, а на утро сесть на поезд, идущий в Сергеевку, где находилась экспедиция.