Тришестое. Василиса Царевна

– Эй, ядрена морковка, жив али как? – а сама надеется, что молодец не шелохнется. Тады уж спокойно за еду приниматься можно. А Иван Царевич возьми да и дерни руками, будто судорога прошла. – Живой, ёшкин-батон, – недовольно пожевала Яга губами и опять Ивана пальцем в бок ткнула. – Эй!

Иван Царевич только губами почмокал сладко: лежит, время тянет, сообразить пытается, как с Ягой себя вести.

– Вижу, что не спишь. Вставай! – рявкнула Баба Яга и честно предупредила: – А то съем!

Иван Царевич решил судьбу не испытывать, поспешно глаза распахнул, сел и разулыбался, мол, поздорову ли бабушка?

– Отвечай без утайки, все как есть! Ты, что ль, меня из колодезя вынул?

– Я, – просто отвечает Иван Царевич и глаза такие преданно-влюбленные сделал.

Наморщила Яга и без того сморщенное лицо – теперь уж точно не съешь, но шанс еще оставался.

– А скажи мне, ёшкин-батон…

– Вообще-то Иван Царевич меня зовут, – поправил Иван и пальчик осторожно выставил.

– Не цепляйся к словам, – прорычала Яга. – Присказка то привычная.

– А-а, – понятливо протянул Иван Царевич. – Да как же ты бабушка в колодезе-то оказалась? – спрашивает. – Нельзя так неосторожно. А если бы я поблизости не случился? – И взгляд его изменился на наивно-честный – сидит, соломенными ресницами хлопает.

Похмурела еще больше Яга, тень на лицо надвинула и ничего не ответила, а только спросила:

– Это ты безобразие сие учинил? – сурово так, с прищуром.

– Тебе честно ответить али как? – уточнил Иван Царевич.

– Честно, – кивает Яга, а в глазах у ней огоньки неприятные зажглись, Ивана Царевича аж озноб до самых костей прошиб. – Честность украшает человека, – а сама облизываться принялась, землю ногтями кривыми скрести.

– Если честно, то не я, – ответил Иван Царевич.

Яга враз и сквасилась.

– Ёшкин-батон! – расстроилась Баба Яга. – А не врешь? Бабушке нельзя врать!

– Да не вру я. Дело-то как было: иду я себе, никого не трогаю, а тут такое творится: вы на ведре катаетесь, а потом в ступу головой. Ступа – вжиу-у! – дно у нее – хрясь! – и вы головой в колодец – у-ух! Ну, думаю, дела-а! Выручать бабульку надобно, утопнет ведь.

– Гм-м, – откашлялась в кулак Яга. – Значит, не ты. Да и куда тебе в самом-то деле сотворить такое. А плетень? Плетень хоть ты разломал? Ну признайся, а?

– Да не я, бабушка! Откуда мне силищу такую взять.

– И то верно, ядрена морковка, – окончательно повесила нос Яга и поднялась с земли, покряхтывая и вцепившись в занывшую поясницу. – А чего в лесу-то делал? Тут никто и не ходит из людёв-то.

– На Кощея иду, бабусь.

– На кого-о?! – выкатила бесцветные глаза Баба Яга, на время позабыв даже про боли в пояснице. Руку от нее отняла, патлы седые, давно нечесаные пригладила. – Шутишь али как?

– Некогда мне шутки шутить, – со всей серьезностью ответил Иван Царевич и поднялся с земли. Отряхнулся, рубаху одернул. – Может, тебе ступу починить али еще чего? Метелка, вон, гляжу, обломилась.

– А ты никак мастер?

– Чай, не безрукий какой! – приосанился Иван Царевич и на дом глянул. – И дымоход, поди, засорился. Дымища, вон, во все стороны так и валит – прочистить бы надобно.

– А ты, мил человек, знаешь, кто я, чтоб помогать-то мне? – выпятила нижнюю челюсть Яга.

– Знамо кто: человек старый, немочный, – отвечает Иван Царевич, а у самого поджилки трясутся.

– Яга я.

– Какая такая Яга? – играет в незнамки Иван Царевич.

– Дык какая? Обнокновенная – Баба Яга, как есть.

– Да ну? – изобразил сомнения Иван Царевич, и до того у него натурально вышло, что даже сама Яга усомнилась на единый момент, а она ли это и впрямь. – Врете вы все, бабушка, наговариваете на себя. А коли и вправду Баба Яга, то что ж, и помощь вам не требуется? Одна, поди, живете в такой глуши.

Яга аж прослезилась от таких слов, передником драным утерлась, но быстро взяла себя в руки – не пристало нечисти такого ранга нюни распускать.

– Да мы и сами, поди, не без рук. – Сказала так Яга, и принялась чего-то шептать. Шепчет, пальцами крутит, по сторонам глазищами зыркает, а Иван Царевич стоит и дивится.

Хлоп – дно от ступы отыскалось, прихлопнулось на место, срослось, вроде и не грызли мыши его. Стоит ступа новехонькая. Еще раз хлоп – метла целая! Бац – ручка дверная на место приделалась, дверь как надо встала. Ш-шурх – тыква из дымохода, будто снаряд из пушки, вылетела и унеслась в небеса. Дела-а!

Очухался Иван Царевич от чудес колдовских, головой тряхнул.

– Ну, коли так, прощевай, бабуся. Да смотри, в колодезь больше не сигай. Возраст у тебя не тот для забав подобных.

– Постой-ка, мил человек, – вцепилась в его рукав Яга. – А чем тебе Кощей-то не угодил, что ты на гиблое дело решился?

– Почему гиблое-то? Дам в морду – и всего делов!

– В морду? Ну-ну, – скривила рот старая карга в язвительной ухмылке.

– А чего?

– Гляжу на тебя да в тол никак не возьму: дурак ты али как?

– Ты, бабусь, того… я этого не люблю, – поджал губы Иван Царевич.

– Ох ты ж, ёшкин-батон! – всплеснула руками старуха. – И вправду того. Нечисти не боится, грозит. Люблю я таких шустрых.