Тристания

Мужчина и мальчик спускаются по трапу. Вскоре их лица превратятся в простые черные пятна на страницах газет: это будут жалкие пародии, — проносится в голове у Марты, но затем она вспоминает, что настоящих лиц вообще не существует. Лица меняются, руки делают в одни дни одни дела, а в другие дни — другие, ненависть поселяется там, где должна была быть любовь, на месте заботы появляется разрушение, а смерть приходит туда, где предстояло родиться жизни.

Марта мотает головой, стряхивая с себя видения. Что толку сейчас думать об этом.

Что толку думать о тех, кого поглотила земля, ведь сейчас рядом с нею снова окажется брат, рядом с нею снова будет человек, который видит, потому что смотрит.

Сэм подходит к ней, и у всех на виду они вцепляются друг в друга и обретают то, что потеряли. И Марта отгоняет от себя все дурные мысли.

Она хотела бы взять Сэма за руку и увести его прочь, затеряться в беззаботности улиц и показать брату гору, которая возвышается над городом, точно непоколебимое серое божество.

Но Сэм герой, и сейчас ему необходимо сосредоточиться на вопросах журналистов: он в центре внимания, ведь он отыскал мальчика, который потерялся на острове, и привез его сюда целым и невредимым.

Мужчина говорит: Я просто не мог смотреть, как мальчик сгорает на моих глазах.

Нет, мы не голодали.

В кладовых было достаточно еды.

Мы переходили из дома в дом, наблюдали за лавой.

Она стекла в море.

Море стало белым, как молоко.

Когда лава остановилась, она застыла и больше нам не угрожала.

Было тихо.

Было невыносимо тихо, и мы ждали корабль.

Корабль пришел, и мы ждали, когда ветер переменится, и наконец он переменился.

В тот день мы покинули наш дом, остров-призрак, остров сокровищ, и оставили третьего человека на его милость.

Третьего, слышит Марта, потому что у Берта нет имени.

Берт никогда не хотел уезжать, вот он и не уехал.

Надо быть осторожным в своих желаниях; вот, значит, как оно бывает, когда мечты сбываются, — эти слова повторяются в голове Марты, словно эхо прежней жизни, той, где овцы были невредимыми, а другие существа гибли.

Джон

Люди смотрят на меня как на существо, свалившееся с небес.

Они жаждут услышать мою историю, повторяют: ну и мальчик, какой смельчак, видят во мне то, чего на самом деле нет. Может быть, вся жизнь во внешнем мире такова: люди видят в других то, что хотят видеть, а затем поступают, опираясь на увиденное?

Мама стоит у трапа и выглядит постаревшей. Съежившейся. Не знаю, в чем причина — то ли в том, что все вокруг нее такое большое, то ли в том, что, потеряв меня, она пережила череду темных дней. Но сейчас я сделаю последние шаги ей навстречу, день прояснится, и мама обнимет меня так сильно, будто я — единственный мальчик на свете.

Она спросит, здоров ли я, и я кивну, потому что кости мои целы.

Марта смотрит на меня как на незнакомца. Она стоит рядом с Сэмом и видит, что я — чудовище, ребенок и взрослый в одном лице; от такого существа лучше держаться подальше: даже если оно попытается сделать что-то хорошее, оно причинит вред. По-другому оно не умеет.

Существо отвечает на вопросы чужим голосом:

— Нет, мне было не страшно, нет, небо не было черным.

Если бы они видели белизну, которую мы несли на своих плечах, точно зверя с острыми когтями, они не задавали бы таких вопросов.

— Не задавайте таких вопросов, — говорит кто-то: это мужчина, который стоит возле мамы. — Мальчик устал, он проделал долгий путь, — добавляет мужчина, и люди расступаются, и мы проходим мимо них, и они смотрят на меня и видят всё неправильно.

Только в машине мой голос присоединяется обратно к лицу, и только там мама отпускает мою руку.

Как здорово быстро двигаться. Удобно устроиться на сиденье и глядеть на ограду гавани, прямоугольники контейнеров и тянущиеся мостовые краны, затем сам город, дома, рекламные щиты, машины, людей, цветочные клумбы; все гудит и шустро скользит мимо нас.

Пять дней я смотрел на море.

Пять дней спал в качающейся кровати, просыпался и спал, глаза распахивались и снова закрывались. Иногда веки были холодными как лед, а иногда горели, и тогда я кричал.

Никто не приходил.

Сэм спал в своей каюте и смотрел свои сны, а по утрам наши глаза встречались, только чтобы быстро отвернуться в сторону. Я все время чувствовал на себе пристальные взгляды: первого помощника, уборщицы, куриного желтка, когда мы сидели за завтраком и пытались есть.

Мама не знает, что я делал.

Я не знаю, что делала мама, но сейчас она теплая и сидит рядом со мной, хотя все вокруг движется. Я опускаю голову на ее плечо. Гляжу на затылок мужчины, который ведет автомобиль, и внезапно мужчина оборачивается и улыбается мне влажными глазами.