– В такую рань, куда ты? – спросила она, запахивая на груди халат. – Какие могут быть дела в пять утра?
– Я еду за город.
– Из-за Марины? – догадалась мать и, разом помрачнев, добавила: – Вот ведь история… Почему ты у меня такая невезучая?
– Не повезло в данном случае ей, – возразила художница. – От меня требуется немногое, только поговорить со следователем.
– Я боюсь, ты ляпнешь что-нибудь и у тебя будут неприятности!
Александра, не желая продолжать разговор на тягостную для нее тему (мать словно читала ее собственные опасения), поднялась из-за стола:
– Во второй половине дня я вернусь, и мы обязательно куда-нибудь сходим. Все равно куда. Я давно нигде не бывала. Вы с папой пока решите…
– Только не в музей! – предупредила мать. – Хватит с тебя музеев!
– Хоть в цирк! – согласно кивнула художница. – Мне нужно отвлечься… Ты совершенно права.
Все время, пока она ехала в полупустом метро, дожидалась на платформе вокзала электрички, ее терзала смутная тревога, которая усугублялась чувством вины. Усевшись в вагоне, где, кроме нее, оказалось всего двое пассажиров, Александра с досадой уставилась в окно.
«Почему я чувствую себя виноватой и боюсь встречи с этим молодым человеком? Ведь я спала, когда все это случилось…»
Она то застегивала, то расстегивала молнию на куртке. Привычная, удобная вещь, с которой женщина давно сроднилась, внезапно стала ее тяготить. Ничего другого на смену у нее не было, немногочисленная верхняя одежда осталась в мастерской. Художница попросту не стала обременять себя лишними вещами, захватив только самые необходимые книги и бумаги. Сейчас она жалела об этом. «Что бы мне, как нормальной женщине, взять с собой парочку тряпок… Не резала бы сейчас глаз людям… Да еще встреча со следователем мне предстоит… А может, хорошо, что я не стала переодеваться, это было бы подозрительно… Зачем прятать концы в воду, если никакой вины на мне нет?»
Ужасно было то, что она до конца не верила своим собственным уговорам. Вину Александра ощущала ясно. Это именно она смутила Марину, показав ей фотографию серебряного пса, и спровоцировала ее на путешествие, из которого приятельница вернулась уже мертвой… Александра твердила себе, что обе они стали жертвами случайности… Напрасно. На душе у нее было так тяжело, словно она и впрямь совершила преступление.
В этом подавленном состоянии она и сошла на платформе, где ее встречала, по предварительному уговору, Елена. Женщина сердечно ее обняла, как родную, и выдохнула Александре на ухо:
– Леня пришел, вон стоит.
Высвободившись из ее объятий, художница увидела на пустой заснеженной платформе высокого парня в парке с поднятым капюшоном. Он неуверенно приблизился, явно колеблясь, как правильнее следует поздороваться. Александре показалось, что он хотел подать ей руку, но в последний момент сдержался и произнес отрывисто:
– Леонид.
Он был совсем не похож на мать, как сразу отметила, представившись в ответ, Александра. Веснушчатый, нескладный, с лягушачьим растянутым ртом, он ничем не напоминал изящную смуглую брюнетку Марину. И голос его, басовитый, как будто нарочито низкий, не напоминал резкий, чуть дребезжащий тембр, свойственный его матери. «Покойной матери…» – напомнила себе Александра, чувствуя, как сжимается сердце.
– Вы были с мамой прошлым утром? – напористо спросил он, и женщина, качнув головой, ответила:
– Нет, нет! То есть… Я спала, когда это случилось… Она ушла, не разбудив меня…
– Поговорим дома! – вмешалась Елена, нервно наблюдавшая их встречу. – Холодно сегодня!
И впрямь, из ближнего леса тянуло стужей, пробирающей до костей. Все трое по очереди спустились с платформы по обледеневшей лестнице. Александра, ежась в куртке на «рыбьем меху», замыкала шествие, а Елена возглавляла его. Женщина, приподнимая полы длинной шубы, чтобы не запнуться на ступенях, оглядывалась и сдобным голосом повторяла:
– Сейчас выпьем чаю… И посидим, обсудим все спокойно… Нам ссориться друг с другом нельзя…
– Я и не… – начала художница, но Леонид, шедший чуть в стороне, прервал ее на полуслове:
– А почему нельзя? Если есть из-за чего, можно!
– Снова ты… – расстроилась Елена и, остановившись, притянула к себе парня за рукав куртки: – Смотри, вон там, правее, ее нашли… Я показывала уже… Не могу туда спокойно смотреть, мне все мерещится, что там еще тело лежит…
– А мне что прикажете, посочувствовать вам? – огрызнулся парень, высвобождая руку. – У вас, стало быть, горе, а у меня – так, кот начхал?
– Какой же ты ядовитый, – упрекнула его женщина, впрочем, матерински-снисходительным тоном. – И всегда такой был! Вроде бы взрослый уже, женатый… Пора бы успокоиться немного!
– Да вовсе я не женат, что вы придумываете? – буркнул Леонид. – Просто живем вместе.
– Да, у вас сейчас это принято! – улыбнулась Елена.
– Глядя на старшее поколение, учимся! Пример берем, всем селом! Не вам бы говорить…