Триумф Анжелики

И на этот раз они даже отпрыгнули назад при звуках человеческого голоса, который раздавался на удивление чисто, звонко и величественно в ледяном воздухе. «Я оставляю вам детеныша… потому что вы голодны… и потому что вы — мои братья… братья».

«Голод, голод, голод!.. Братья, братья, братья!..» — повторяло эхо. Она подобралась к саням и осталась на коленях, что было гораздо опаснее, чем стоять на ногах.

Она хотела видеть их глаза, потому что пока она смотрела в них, волки не сдвигались с места. Когда она выпрямилась, то увидела, что звери набросились на добычу.

Тем временем Анжелика впряглась в кожаные лямки с удвоенной энергией. Теперь ей надо было бежать по склону вниз, и сани передвигались легко. Вдруг, уже почти у цели, упал факел, который был плохо прикреплен, и погас. Она решила не останавливаться. Она летела.

В темноте вырисовывался силуэт форта. Но теперь возникли новые трудности. Вблизи от жилища были рытвины, она споткнулась и упала. Сани перекосились, ноша стала падать. Она кое-как постаралась закрепить ее, ледяными пальцами перевязывая узлы.

Наконец она добралась до порога. Ее интересовало, не побежали ли за ней волки, и когда она обернулась, то увидела за спиной одного, самого большого, самого худого и слабого. Он смотрел ей в глаза, пока она старалась отворить дверь и впихнуть туда огромную тушу лося.

Она пыталась открыть дверь, не имея времени взять в руки мушкет, она дергала эту дверь, а она не поддавалась, а волк смотрел на нее.

Фантасмагория! Еще долгое время воспоминание о волке с удлиненной мордой и грустными человеческими глазами, полными интереса к ее действиям, будет согревать ее. Она вспомнит, что бормотала заледеневшими губами: «Я умоляю тебя! Я умоляю тебя!..»

Она расскажет детям, что эхо затерянных краев Вапассу пело: «Мы братья… братья… братья!..» Она со смехом будет вспоминать, как она втаскивала неправдоподобно огромное тело лося в форт, словно как в книге о Гаргантюа. Они будут хохотать, хлопать в ладоши, издавать пронзительные крики триумфа.

— Дети мои, лось здесь, — сказала она. — Он в зале форта. Двери закрыты. Ни волки, никто другой не могут нас устрашить. Теперь у нас есть мясо. Мяса хватит да весны!

— Я отдала его волкам, — объяснила она смущенно, — я отдала им детеныша!..

Больной посмотрел на нее насмешливо, как ей показалось, словно считал ее волнение ребячеством.

— Утром пойдите взгляните, не оставили ли они копыта. Из них получится прекрасный суп, очень питательный… Теперь нужно разделать тушу… Не надо ждать, — сказал он нетерпеливо, словно предчувствовал бунт. — Нужно вырезать внутренности, отрезать язык, желчный пузырь и мочевой пузырь. У вас есть большой кожаный передник?

В течение оставшихся часов этой долгой ночи он продолжал руководить ее действиями. Она разожгла большой огонь в большом зале, расставила всю имеющуюся посуду — котлы, тарелки, блюда. Она спросила: «А что дальше делать?»

Он сказал:

— Возьмите пилу, топор, нож. Разделывайте.

Больше всего ее удивило, что это оказалась не самка, а самец.

— Как могло оказаться, что это не самка?

— Потому что это самец, — отвечал он с прежней насмешливой гримасой.

Он был безжалостным по отношению к ней, несмотря на ее нечеловеческую усталость.

— За ним бегал детеныш.

— Это был не маленький лосенок, а молодой, просто он похудел и выглядел много меньше, чем взрослый.

Он давал ей четкие указания, как надо вытащить сердце.

— Сердца нет, его разорвало пулей.

— Вы целились в сердце?

— Да.

— И попали с первого выстрела?

— Да.

— С какого расстояния?

— С расстояния выстрела.

Все та же гримаса иронии.

Она не знала, когда начался день. Она поняла, что уже утро, только тогда, когда перед ней возник Шарль-Анри и предложил помочь, в то время как близнецы, одетые в чистое платье, уже вовсю возились среди кусков мяса, проявляли пристальный интерес к ушам и глазам, прикрытым мохнатыми ресницами. Они не были так же сентиментальны, как Онорина, которая сказала бы: «Бедный лось!»

— Может быть вы предоставите мне немного времени, чтобы я могла заняться детьми и приготовить им бульон? — крикнула она своему мучителю.

Он проверил, положила ли она основные куски мяса на холод, предварительно завернув их в кожу, и наконец согласился на то, чтобы она прервала работу.

Но теперь он принялся диктовать ей рецепт бульона, это был рецепт «тети Ненибуш», и она начала смотреть на него как на ненормального.

Или это она сходила с ума от того, что вдыхала пары крови и внутренностей. Она была утомлена и очень возбуждена.

Она дала детям питье, и ее счастье было так велико, что она забыла об уставших мускулах и часах волнения. Она тоже попила, и тут ей показалось, что она сейчас упадет в обморок от блаженства. Она и для него приготовила кружку божественного теплого мясного отвара и принесла ему. Поддерживая его голову, она дала ему выпить бульон. Он молчал. Она подумала, что разделав лося, разобравшись с детьми, она должна сделать ему компресс.

— Мальчик позаботился обо мне. Я могу подождать. Отдохните, мадам.