Триумф графа Соколова

— Восхищен тобой, Аполлинарий Николаевич! Сам Создатель тебе помогает. Я помню дело Эльзы Бланк, которое ты распутал. — Повернул голову к Мартынову, напомнил: — Это еще при полицмейстере Гартье было. Некая очаровательная блондинка слыла в медицинских кругах прекрасным анестезиологом. И вот однажды обиделась сразу на всех мужчин. Она увлекала красотой свою жертву, затем, оставшись наедине, накладывала ухажеру на лицо эфирную маску. После этого следовало нечто немыслимое: стягивала с мужчины брюки и делала жуткую операцию, после которой ухажер не просыпался — истекал кровью.

Мартынов, болезненно относившийся к насмешкам Соколова, все же искренне восхищался его способностями. Он спросил:

— Может, Аполлинарий Николаевич, вы уже знаете, где искать Александрова?

— Как не знать! — невозмутимо отвечал Соколов.

— Где?! — в один голос воскликнули собеседники.

— В этой вазе, которая, собственно, погребальная урна.

— Что-о?!

Соколов смиренным тоном продолжал:

— Разложи, Александр Павлович, на столе газету.

— «Утро России» подойдет?

— Вполне! Можно даже читаный номер. То, что я рассказывал вам, доблестные охранители великой России, это, так сказать, увертюра. А вот и первое действие трагедии.

Соколов поставил урну на стол.

Мартынов вытаращился:

— Что за греческая амфора?

Соколов после многозначительной паузы произнес:

— Германское производство! Немцы после кремации ссыпают прах в такие вазы, которые называются погребальными урнами.

Сахаров с недоумением глядел на приятеля.

Соколов продолжал:

— Евгений Вячеславович, ты хоть человек геройский, но все же постарайся не грохнуться в обморок.

После этих слов Сахаров побледнел.

Почки и ребра

Взяв со стола охотничий нож, сыщик осторожно отделил крышку. Затем он вытряхнул из урны содержимое. На газету высыпались плохо обгорелые почки, кости, среди которых легко узнавались ребра, позвонки и прочее. В нос гнусно шибануло — несвежим горелым мясом.

Мужественный Сахаров прошептал:

— Что это?

Мартынов, догадываясь о правде, смертельно ослаб, опустился в кресло.

Соколов отвечал с печалью:

— Это то, что совсем недавно ходило в расшитом золотом мундире с Владимиром в петлице, пило хорошее вино, делало карьеру, любило женщин, получало жалованье и называлось прокурором Александровым. Вот, взгляните сюда — это безымянный палец, с которого садисты не сняли обручальное кольцо. Золото от огня пошло цветными разводами.

Мартынов лязгнул зубами:

— Не может быть!

— Ты, Александр Павлович, сегодня скептиком стал. Слава Богу, что эти костяшки не увидит супруга покойного. От такого зрелища ума можно решиться.

Сахаров произнес:

— Ничего не понимаю!

— На, прочти! Там все сказано, — и протянул подметное письмо.

Сахаров впился взглядом в строки, написанные красивым женским почерком. Перечитал вслух для Мартынова. Задумчиво постучал конвертом по столу:

— Ну и негодяи! Ничего святого… Революционеры, мать их!

Слово «революционеры» в устах Сахарова звучало как ругательство. Он вскочил из-за стола, побегал по кабинету, страстно произнес:

— Но откуда взялась крематорская печь?

— Это предстоит узнать! Если в некоторых европейских государствах — Германии, Франции, Италии — трупы кремируют давно, то у нас — категорическое запрещение Православной церковью. В России нет ни одного крематория. Как нет ни одной печи для сжигания трупов.

Мартынов, обретший дар речи, постучал карандашом по столу:

— Может, несчастную жертву бандиты в Германию отвезли? И там кремировали?

Соколов отрицательно помотал головой:

— Сомневаюсь, это слишком сложно. Да и не нужно.

— Вы, Аполлинарий Николаевич, сами говорите, что в России нет такой печи. Теперь она появилась. Откуда? Это зацепка. И вообще, мысль расправиться таким образом не могла прийти в голову нормальным людям.

— Конечно, ибо нормальный субъект не может быть ни убийцей, ни революционером. Добавлю: такое вряд ли мог сделать тот, кто воспитан на российской культуре.

— Что, граф, ты предлагаешь?

— Прокурора мы с помощью преступников нашли. Точнее, то, что осталось от прокурора. — Соколов осторожно ссыпал прах обратно в урну. — Это начало. Теперь надо искать сжигателей…

— Если прежде они нас не найдут! — мрачно пошутил Сахаров. Он задумчиво глядел на Соколова. — Давай, граф, выделим охрану для твоей персоны. Уж очень… — Он замялся.

Соколов скептически улыбнулся.

— Не хочется увидать мои кости в урне? Нет, такой радости я господам Лениным и Троцким не доставлю. А что касается охраны, то сомневаюсь, чтобы она могла мне помочь. Я привык больше на себя полагаться. Все! — Соколов поднялся с кресла. — Теперь, доблестные борцы с преступностью, я полетел на Верхнюю Красносельскую, к уборщику Алексеевского кладбища одноногому Семену Кашице.

Извозчик, не гони…

Не прошло и двух часов, как Соколов позвонил в кабинет Мартынова. Весело сказал:

— Все в порядке! Теперь можно ужинать с чистой совестью и зверским аппетитом. Я минут через пятнадцать буду у Егорова.