Триумф и прах

За нерадивым диалогом двух старшин прослеживалось некое волнение, охватившее всех присутствующих. Глаза Каприс мгновенно засверкали, и она силилась скрыть довольную улыбку, но едва ли. Летиция – напротив, была необычайно робкой, и после упоминания об Уильяме Кемелли взгляд её стал до предела смущенным. Тогда я не понимала, что живую реакцию готовых невест на выданье вызвал не синьор Уильям, а другой человек. Я старалась держаться непристрастной, но та атмосфера, что повисла в минуты ужина, натолкнула вопросом излиться наружу.

– Что плохого в обществе этого человека?

С любопытством взирая на меня, Агостина Медичи сделала глоток сухого вина, но не удостоила меня ответом.

– И не спрашивай, Белла! – с открытым пренебрежением вымолвила тётя. – Мало кому приятно об этом вспоминать.

– Верно, Ада! – подхватила синьора Агостина. – Говорят, Уильям вновь привезёт этого мерзкого дьявола!?

Её сухощавое лицо изобразило отвращение, а руки потянулись за салфеткой, уголками которой затем она промокнула манерно вытянутые губы. Летиция заметно опечалилась, сильнее опуская голову, а Каприс вспыхнула глазами.

– Мама! Прошу, не говори так о нём!

– Не влезай, Каприс! – Агостина Медичи заимела оскорбленный вид. – Где твои манеры? Пожалуй, Европа вытрясла из тебя лучшие корни Италии!

В дверях появилась Тереза – чернокожая пышная, точно взбитая перина, женщина в летах. Она была дочерью торговца полотном и работала одновременно на плантациях дома Гвидиче и дома синьора Кемелли бог знает сколько времени. Её главной прелестью любой мог назвать широкую бесподобную улыбку: зубы ровные, крупные и белоснежные. Но я бы скорее подчеркнула момент, когда мясистые щеки во время улыбки или разливного смеха заслоняли разрез больших, на выкате глаз. Она была немного прозаична, но очень мила в белых размашистых юбках и серой чалме.

Тетя Адалия любезно пригласила Терезу отобедать с нами. Но Тереза поставила блюдо поркетта на стол со словами:

– Не желаю участвовать в балагане жалких сплетен. Вы снова судите бедного мальчика, а ведь он наполовину сирота!

– Его никто не судит, Тереза! – деликатным тоном поправила тётя Адалия. – Поступки этого англичанина давно перешли все границы. Вспомни, в том году он испортил половину нашего урожая, когда его беспардонный конь пустился по виноградникам.

– Ничего удивительного, каков хозяин – таков конь! – добавила Агостина, порождая волну смеха, которым заразилась тётя Адалия, а Тереза, обиженно всплеснув руками, ретировалась на кухню. Когда смех перестал сотрясать столовую, и несколько минут все молча разделывались с поркеттой, с улицы вернулись дядя и Антонио, вдохновляя женщин снова говорить о богатом урожае винограда и благодати южной погоды.

После такой непонятной дискуссии во мне взыграло свирепое любопытство, поскольку познание неизведанного часто подчиняет людей себе, превращая их в беспомощные существа перед потоком информации. Вот и я стала беспомощной перед интересом к семейству Кемелли, живущему по соседству, и в продолжении дня искала малейшую возможность, чтобы расспросить Терезу о синьоре Кемелли и его дьявольском спутнике. Когда мне все-таки удалось выгадать недолгое время наедине в просторах столовой комнаты, Терезу обуяло исступление.

– Мой бедный мальчик, – причитала она, – судьба с ним так жестока! Ох, чувствуя я, погубят они коня!

Тереза перескакивала с одной мысли не другую, продолжая натирать намытую посуду.

– Я так понимаю, Уильям Кемелли родом из Англии. Тогда зачем ему понадобилось обзаводиться плантацией в Италии?

В мягкий голос Терезы проникла горечь.

– Синьор Уильям был женат на Бьянке. Её покойный отец – дон Диего оставил ей плантацию в наследство. Когда бедняжка умерла, Уильям забросил усадьбу. Знала бы ты, какой чудесной, кристально чистой души была Бьянка! – Тереза замялась, устремив задумчивые глаза на тарелку, а затем поглядела в окно и сказала. – Ох, и погубят они коня!

Было довольно трудно уследить за ходом бегающих мыслей Терезы, потому я старалась упорядочить вопросы.

– От чего умерла Бьянка?

– Заражение крови, кажется. Синьор Уильям тяжело перенес трагедию. Он забрал бедного мальчика в Англию сразу после похорон. Я видела, как синьор переживает, и предложила оставить Джеймса здесь под моим надзором. Но он пророчил сыну великолепное будущее и отдал его учиться в Лондоне. Они приезжают редко, в основном на праздник винограда.

Я молча вникала, а Терезу охватила охота говорить.

– В прошлом году Джеймс купил лошадь. Помню, как говорила ему: «Зачем такая нужна? Глазища чёрные, точно бездна, да ещё уродлива на один глаз, а сама как смерть – жуткая!» Но Джеймс полюбил её, – после недолгой заминки Тереза добавила, – да, точно, полюбил…

Её неуверенность сконфузила меня, и могло показаться, что в сказанном Тереза убеждает себя, нежели меня.

– Так почему Джеймса считают дьяволом? – спросила я, дотирая последнюю тарелку.

Тереза махнула рукой.

– Чепуха! Они слишком несправедливы к нему, возомнив, что он родом из преисподней. Ах, мой бедный мальчик, как же ему нелегко!