Триумф и прах

Я крайне озадачилась перепалкой сестёр. Они были несколько старше меня, и тот возраст требовал глубоких знаний правил этикета, а также умения применять их при посторонних людях. Но вместо этого они вели себя вопиюще, словно невоспитанные дети, не сумевшие поделить любимую игрушку, которой по сути являлся Джеймс Кемелли – человек, чьё общество Агостина Медичи и тетушка Адалия совершенно отказывались воспринимать. Я посчитала разумным забыть ту неловкую историю, и впрочем, мне бы то удалось, если бы не вечер того же дня.

Погода воцарилась приветливая, и, несмотря на умеренный жар прогретого воздуха плантаций, внутри дома Гвидиче витала легкая прохлада. Обстановку в нём нельзя было назвать богатой, поскольку тётушка не заостряла особого внимания на качестве мебели, скорее отдавая предпочтение искусству выгодной расстановки предметов и умению вписать в интерьер декоративную вещицу. Отягощенная ярым желанием тратить итальянские лиры, тётушка Адалия потеряла тягу к расточительству после кончины супруга, понимая, что плантация требует немалых затрат и полного контроля. Однако, при всей своей приобретенной бережливости она не могла устоять перед шикарными обедами, которые давала намного чаще, чем соседи, и совершенно не скупилась на изыски в блюдах. Потому на столе всегда присутствовали несколько сортов элитных вин, поркетта и свежая чамбелла. Ясно сознавая, что подобная роскошь сильно бьет по карману, она старалась сэкономить на одежде и объясняла свой сдержанный вкус нежеланием выряжаться при плачевном статусе вдовы. Ее скудный гардероб прятал в себе длинные юбки и платья, преимущественно лёгких недорогих материй, и подобные стилю рубашки, и очень редко, на праздник она снисходила до кринолина.

Не изменяя твердым манерам, в тот вечер тётя также спустилась в скромном длинном платье грязно коричневого цвета. Семья Гвидиче толпилась подле накрытого стола, ожидая последнего гостя, о котором я не ведала. На сей раз Медичи не пришли, и оставалось только догадываться, что могло послужить причиной.

– Снова он опаздывает, – ворчал дядя Джузеппе, успев изрядно проголодаться, – на месте его отца я бы внушительно потолковал с ним о манерах.

Дядя Джузеппе нахмурился. Созерцая высокий лоб с ярко выраженными лобными буграми и несуразно вздернутый нос дяди, навряд ли человек со стороны счёл бы его представителем древнего итальянского рода, скорее причисляя его к северным скандинавам или англичанам. Хоть ростом он был невысок, но в широких плечах его таилась небывалая мужественность. Чернявые прямые волосы, укороченные по старинке, и тёмную густую бороду разбавляла запоздалая седина. В его светлых суетливых глазах я приметила иссякнувшее в конец терпение, и дядя принялся мерить шагами комнату вдоль расставленных стульев, пока Тереза, сверкая белыми зубами, порхала из столовой с горячими блюдами, лишний раз улучая момент, чтоб приобнять меня или поцеловать в макушку. Тётя Адалия тоже нервничала, но виду старалась не подавать. Антонио и Доротея сдержанно поджидали за столом, то и дело глядя на часы.

Мы обождали ещё пятнадцать минут.

– До чего же невоспитанный, – сердито отозвалась тётя Адалия, – точно вырос в диких джунглях! В конце концов всему есть предел! Время ужина было оговорено, может он и вовсе не придёт… Давайте уже приступим к трапезе. Да благословит Господь пищу нашу насущную!

Она прочла короткую молитву, которую в обязательном порядке читала перед вкушением пищи. Во время прочтения вся семья склонила головы, соединив ладони вместе, и с прилежанием слушала горячность искренних речей тети. Когда настало время перекреститься, завершая священный ритуал, в дверь позвонили, и Тереза ринулась открывать.

Молодой гость, стоящий на пороге, выглядел не старше тридцати лет и бросался в глаза одеянием неместного стиля и пошива: тёмный сюртук, светлые брюки и шёлковый жилет облагораживали подтянутый силуэт. Войдя, он небрежно снял шляпу с короткими полями и, передав её Терезе, любезно поздоровался. Гвидиче разом встали; дядя Джузеппе и Антонио подали ему руку, а тётушка Адалия изящно поцеловала гостя в обе щеки.

– Caro³, как я рада! Вознесём хвалу небесам за такого замечательного гостя!

С интересом глядела я на обряд радушного приветствия, и сперва он показался необычайно милым. Враждебность тёти по отношению гостя улетучилась. Она держалась обходительно, не давая повода заподозрить, какое презрение терзает её душу при одном упоминании о нём.

Гость снисходительно улыбнулся. Тётушка пригласила его занять свободное место справа от нее, и мы приступили к ужину в напряжённой атмосфере. Горячие блюда сменились холодными закусками, и тогда завязалась, на первый взгляд, любезная беседа.

– Благодарю, – без экспансивности сказал гость, – ужин был отменным.