Сталин, раскладывая с Молотовым и Ворошиловым этот политический ’’пасьянс”, все больше убеждался: Запад не имеет искренних намерений достичь взаимоприемлемого соглашения. И все же Сталин посчитал необходимым еще раз обратиться с конкретным предложением к Англии и Франции о заключении на 5 или 10 лет соглашения с СССР о взаимной помощи, которое предусматривало и военные обязательства. Суть его сводилась к следующему: в случае агрессии против любого из договаривающихся государств (как и восточноевропейских) стороны обязуются прийти ему на помощь. Советский Союз конкретно изложил, о каких странах между Балтийским и Черным морями идет речь. Лондон и Париж не давали ответа. Сталин торопил, требовал напоминать. Однако на переговоры в Москву прибыли второстепенные лица, не уполномоченные принимать важные решения. Одновременно, и об этом стало известно Сталину, партнеры по переговорам не прекращали своих тайных попыток добиться приемлемого соглашения с Гитлером. Становилось ясно: Англия и Франция просто тянут время в поисках выгодного для себя варианта, без учета интересов СССР. По существу, западные страны не выдвинули четкой концепции совместных действий против Германии. В позиции их делегаций явно просматривалось намерение отвести СССР главную роль в противостоянии возможной агрессии немецких войск без определенных гарантий собственного пропорционального вклада в дело борьбы с агрессией. Сталин понял, что это означает крах идеи коллективной безопасности. У ’’вождя” не хватило выдержки. Обычно старающийся идти к цели маленькими, но надежными шагами, Сталин стал вести себя, как шахматист, оказавшийся в цейтноте. Окончательно он поставил крест на трехсторонних переговорах, когда Ворошилов утром 20 августа положил перед ним записку от адмирала Р. Дракса, которого, как и его французского коллегу, просили ускорить ответ на советские предложения. В записке говорилось:
’’Дорогой маршал Ворошилов!
Я с сожалением должен поставить Вас в известность, что английская и французская делегации до сего времени еще не получили ответа в отношении политического вопроса, который Вы просили направить нашим правительствам.
Ввиду того, что я должен буду председательствовать на еле-дующем заседании — я предлагаю собраться в 10 часов утра 23 августа или раньше, если к этому времени будет получен ответ.
Искренне Ваш
— Хватит игры, — раздраженно бросил Сталин. В тот момент он едва ли предполагал, что встреча делегаций 23 августа все-таки состоится. Но совсем в другом составе.
В 1938 году Сталин переехал на новую квартиру, тоже в Кремле, размещавшуюся в здании бывшего Сената. В великолепном дворце, построенном знаменитым М.Ф. Казаковым в 1776–1787 годах, Сталин занял несколько комнат. Рядом были помещения для охраны, гостей, приемов. Этажом выше — кабинет Сталина и другие официальные апартаменты. С 1918 по 1922 год здесь жил и работал В.И. Ленин. Сталин и сам не мог объяснить, зачем он переехал из двухэтажного здания с подслеповатыми окнами, в котором когда-то жили слуги, в это роскошное помещение. Ведь он почти никогда не оставался на ночь в Кремле — всегда уезжал на дачу в Кунцево. Подъезжая утром к зданию бывшего Сената, посмотрел на купол и вспомнил, что на нем была великолепная статуя Георгия Победоносца — древний символ Москвы. Но Наполеон в 1812 году приказал снять Георгия и увезти во Францию. Опять эта Франция… Похоже, что она равняется на англичан. Как ему говорил Пьер Лаваль еще в середине мая 1935 года: ’’Только искреннее сотрудничество сделает франко-советский договор действенным”. Вот тебе и ’’искреннее сотрудничество”! Поднимаясь по крутым лестницам к себе, Сталин продолжал думать: что еще можно предпринять в условиях фактического бойкота англичан и французов, чтобы не опалить Отечество пламенем войны? Действительно — что? Есть один вариант, но нужно будет идти, вопреки линии Коминтерна, на крайне непопулярное соглашение.
Ежедневно в эти дни в просторном кабинете Сталина шли совещания, на которых присутствовали некоторые члены Политбюро, дипломаты, военные. К концу лета 1939 года советским руководителям становилось все более ясно: перед лицом фашистской Германии на западе и милитаристской Японии на востоке СССР рассчитывать не на кого. Вывод Сталина, сделанный на XVIII съезде партии, как будто подтверждался: антикоммунизм и нежелание Англии и Франции проводить политику коллективной безопасности открыли шлюзы для агрессии членам ’’антикоминтерновского пакта”. Классовый эгоцентризм, неприязнь к социализму, корыстные расчеты, похоже, не позволили Лондону и Парижу трезво осмыслить контуры реальной опасности. Наиболее недальновидные политики прямо говорили: пусть Гитлер совершит антикоммунистический крестовый поход на восток. Для них он казался меньшей опасностью, чем СССР. Все это предопределило безрадостную для Сталина внешнеполитическую ситуацию летом 1939 года.