Увы, суеверный полагает, что все эти несчастья заслуженны, ибо «он ненавистен богам, боги его наказывают и все муки, которые приходится ему претерпевать, он заслужил своим поведением». Итак, он «воображает, что боги скоры на гнев, неверны, капризны, обидчивы, мстительны и жестоки; в результате суеверный обречен ненавидеть и бояться богов… Ненавидя и страшась богов, он становится им врагом. И все же, хоть и страшится их, он поклоняется им, приносит жертвы, днюет и ночует в их святилищах»[78].
С точки зрения Плутарха, такое поведение куда хуже атеизма – и намного отвратительнее для самих богов. Он объясняет это при помощи ясного и убедительного сравнения:
Что касается меня – я предпочел бы, чтобы люди говорили обо мне, что я вовсе не рождался и Плутарха на свете нет, чем говорили бы: «Плутарх непостоянен, капризен, скор на гнев, раздражается из-за мелочей, впадает в ярость из-за пустяков. Если вы пригласили к себе на ужин других друзей, но не его, или если из-за недостатка времени не зашли его навестить, или не поздоровались с ним, встретив на улице, – он вцепится в вас зубами и будет грызть, или схватит и изобьет до смерти вашего ребенка, или натравит своих ручных зверей на ваши поля и погубит ваш урожай»[79].
Из всех черт римской религии, описанных выше, атеизм и суеверие, пожалуй, ближе всего к нашему современному опыту. В наше время живет немало атеистов, вовсе не верящих ни в каких богов, или тех, кто вообще об этом не думает и не уделяет религиозным вопросам никакого внимания. Немало на свете и монотеистов, страдающих суеверием в плутарховском смысле – преисполненных ребяческого страха перед божественным властителем мира, готовым обрушить на них любые беды и в этой жизни, и в грядущей. Здесь мы стоим на знакомой почве.
Однако во многих других отношениях римские религии совершенно нам незнакомы. Богов в этих религиях много; суть их – не в вере, а в практике; в них нет вероучения, правоверия и ересей, почти нет этических требований (за редкими исключениями – например, запретом на отцеубийство), нет священного «Слова Божия», дающего наставления о богословии или о повседневном поведении. Нет международных религиозных организаций или лидеров. Религии в целом высокоинклюзивны и, по нашим стандартам, необычайно толерантны. Важнейший их элемент – культовые ритуалы: жертвоприношения, молитвы и гадания. Ни в современной реформистской синагоге, ни в мечети, ни в баптистской церкви за углом мы не найдем ничего подобного. Однако именно такая религиозность господствовала на протяжении всей римской древности.
Господство ее не ограничивалось определенной областью, которую мы могли бы отгородить от остальных и назвать «религиозной сферой». Важно всегда помнить, что вплоть до Нового времени – фактически до Просвещения XVIII века, а в некоторых частях мира и до сего дня, – религиозная сфера не отделялась от общественно-политической. Государство не только поощряло и пропагандировало религиозные культы, но и назначало жрецов. В Риме основные жреческие места считались политическими должностями, их занимали профессиональные политики. Сам император носил звание
Вездесущая религия
Религия была видна отовсюду – в храмах и статуях, господствующих над окружающим ландшафтом как в городах, так и в сельской местности. В одном папирусном документе из древней Александрии приводится список городских зданий. В их числе – 845 таверн, 1561 баня, 24396 жилых домов и 2478 храмов[80]. Получается, что один храм приходился приблизительно на десять домов. Будь то же верно для моего района, на моей достаточно короткой улице располагалось бы пять храмов – или, в нашей реальности, христианских церквей.
Помимо постоянных храмовых зданий, повсюду можно было увидеть множество иных святых мест. Святилища, самые маленькие, простые и грубые, могли располагаться почти повсюду – например на перекрестках, где-нибудь в поле или на холме. В каждом доме, как правило, имелось небольшое святилище, посвященное семейным богам – ларам и пенатам. Пенаты, например, надзирали за кладовой.