Триумф Рози

— Ты была причастна лишь к одному из упомянутых инцидентов. Но если Хадсон пытается избегать проблем такого рода, несмотря на то что их причиной, скорее всего, является не он сам, а общество, — нам следует его поддерживать.

— На будущий год Доув пойдет в Святого Бенедикта, — объявил Хадсон. — Это такая спецшкола, но она не только для… интеллектуально неполноценных. Они берут умных ребят, которым трудно полностью раскрыть свой потенциал в обычной школе.

Хадсон пришел в бар в свой обычный день, но его друзья еще не появились.

— Похоже, ты наводил справки, — отметила Рози.

— У мамы Доува нашлась вторая брошюра. Он реально хочет, чтобы я тоже туда пошел.

— Почему именно ты?

— Потому что я с ним сидел за экраном. Мы типа друзья. Да и на самом деле друзья.

— Ты бы хотел посмотреть, как там и что? — спросила Рози. — Поговорить с кем-нибудь из учителей?

— Может быть.

Я был потрясен. Невзирая на то как школа Хадсона сопротивлялась зачислению его в следующий класс, я нимало не сомневался, что его спокойно примет под свое крыло система государственных школ, руководство которых, если верить прессе, не имеет возможности исключать наркодилеров, малолетних бандитов с ножами и начинающих террористов.

К тому же имелись ведь и другие частные учебные заведения. Но спецшкола? Это стало бы окончательным доказательством того, что проект «Хадсон» потерпел фиаско. И казалось, Рози эта идея нравилась.

Когда Хадсон ушел, я поделился с ней своими мыслями. — Мы должны позволить ему туда заглянуть, — отозвалась Рози. — Я не говорю, что ему обязательно захочется туда пойти. Но где бы он ни оказался, у него всегда будут какие-то трудности. Мы же не хотим, чтобы Хадсон думал: есть какое-то место, где ему было бы лучше, но ему не дали возможности посмотреть, каково там.

Барри О’Коннор, директор школы Святого Бенедикта, согласился принять нас в 17:30. Мы выбрали такое время, чтобы Рози не пришлось раньше уходить с работы. Хадсон сопровождал нас.

— Я уверен, что вы отдаете себе отчет: у нас католическая школа, — проговорил Барри (возраст — пятьдесят с чем-то, вес немного за пределами нормы, ИМТ — приблизительно двадцать семь). Рози рассмеялась, словно религиозный уклон школы с самого начала был для нее совершенно очевиден. — Но мы берем детей из любой среды. Насколько я понимаю, у Доува, друга Хадсона, могут иметься еврейские корни.

Барри выдал краткую речь, где подчеркивалось, с каким уважением его школа относится к людскому разнообразию. Это напоминало речь, которую произнесла Директор Бронвин перед зачислением Хадсона, только Барри иллюстрировал свое выступление многочисленными примерами (в некоторых шла речь и об аутизме).

Независимо от того, подпадал ли Хадсон под диагностические критерии аутизма, меня очень ободряла мысль о том, что к индивидуальным особенностям здесь относятся с пониманием. Я сам наблюдал, как нейротипики критикуют аутичных за нехватку эмпатии — по отношению к ним, — однако при этом редко предпринимают какие-либо попытки повысить свой собственный уровень эмпатии по отношению к людям с аутизмом.

Мои размышления отвлекли меня от беседы. Говорил Хадсон:

— Каких примерно баллов по универсальной системе оценки добиваются в вашей школе? Лучшие ученики.

— Ты задумываешься о каком-то определенном направлении? — спросил Барри.

— Может быть, о юриспруденции.

Юриспруденция! Это все Дейв виноват.

— И что привлекает тебя в профессии юриста? — осведомился Барри.

— Она везде нужна, даже в школе. Людей обвиняют во всяком, и никакого справедливого суда нет.

Рози оказалась права. Голубиное предательство изменило течение жизни Хадсона.

— Должен сказать, это весьма воодушевляющее объяснение, — произнес Барри. Он вперил в Хадсона весьма серьезный взгляд. — Тебе нужны очень хорошие результаты в смысле успеваемости, чрезвычайно хорошие, чтобы поступить на юридический факультет сразу же после окончания школы. Некоторым из наших учеников такое удается, но, если ты нацелился именно на это, вероятно, лучше было бы остаться там, где ты сейчас. Если можешь наладить отношения с одноклассниками и учителями.

Он повернулся ко мне и Рози:

— Многие из наших учеников расцветают поздно: они достигают больших успехов, и иногда в самых обычных областях, вроде юриспруденции, медицины или бизнеса, но зачастую это происходит лишь после того, как заново осмыслят свою жизнь примерно на рубеже тридцатилетия. Мы все равно рады признавать, что они наши питомцы.

Снова поворот к Хадсону: судя по всему, Барри обладал большим опытом по части быстрой смены фокуса беседы.

— У тебя есть какие-то вопросы?

Хадсон кивнул:

— Каково соотношение учеников и учениц?

— У нас не всегда было совместное обучение, и доля девочек пока не сравнялась с долей мальчиков. Когда речь идет о ребятах, которым трудно справляться в традиционных школах… В общем, у нас много мальчиков.

— Каково соотношение? — снова осведомился Хадсон.

— Мальчиков у нас примерно восемьдесят процентов.

По пути домой Рози поинтересовалась у Хадсона, почему он задал вопрос о гендерном распределении.