Триумф великого комбинатора, или Возвращение Остапа Бендера

Не прожить нам съездов без!

Я в лес пошел и спросил у дуба:

«А, что ты, дубина, о партии знаешь?»

Дуб дал дуба, ветками помахал, ничего не сказал.

И вдруг мужик один идет,

Он песню звонкую поет:

«А я партию люблю!..»

Я к нему. Он от меня.

Я к нему. Убегает он...

Я спросил: "Куда ж ты бежишь мужичина?

Где твой дом?"

«Дом – моя страна! Партия – жена!»

«А враги то есть?»

«Есть!»

«Где? Здесь?»

«Нет, не здесь!»

«А где? Там?»

«Где там?»

«Где живет Антант».

«А не гады ли они?»

«Точно – гады!»

«А ты кто?»

"Я – никто...

Я сегодня не люблю, я сегодня съезд пою!"

Комсомольская бригада сеет в поле кукурузу.

«Есть ли старший?» – я спросил.

«Есть!» – ответил мне один.

"За какие за награды

Вы здесь пашете бригадой?"

"Раз, два, три, четыре, пять...

Коминтерн и съезд опять.

Съезд! Ура! Моя страна!

И не нужно много драк!" –

Гордо вымолвил вожак.

«Ну, а как же кукуруза?»

"Для колхоза мы ее!

Мы сегодня за «бесплатно»,

Мы сегодня «все для съезда!»

«Ура! Ура!» – кричит страна.

У далекой у Центавры проживают вроде мавров,

А вблизи Кассиопеи обретаются и плебеи.

Что же знают все они о партийности страны?

«Ничего?» – скажите мне.

"Нет, не так! – скажу тебе. –

И в системах, звездах дальних,

И в галактиках бескрайних

Нет роднее и живее,

Нет прекрасней и добрее,

Нет пахучей и свежее,

Нет весомей и мощнее,

Нет приятней и теплее,

Нет счастливей и умнее,

Нет певучей и звончее,

Нет бессмертней и вечнее,

Чем партийный лозунг мой:

«Слава партии родной!»

– Ну как? – нетерпеливо спросил Фома.

– А кто автор этой поэмы?

– Ну как же? Я!

– Бытово и гениально!

– Правда?

– Впечатляет! Абсолютно выдержанная поэма. Она будет иметь ураганный успех! Я это говорю подчеркнуто и без всякой тени сомнения. Тут и густейшей социалистической правды не нужно. И глаголы в плюсквамперфектум переводить нет необходимости. Ведь можете! Можете! Сразу видно, что у вас стиль, от которого не тошнит. И знаете, когда вы читали, даже мне на минуту хотелось стать коммунистом. Вот только много текста. Но, все равно, гениально!

– Неужели? Молодой человек...

– Остап Бендер, для вас просто – товарищ Бендер.

– Товарищ Бендер, вы меня спасли. Вы оплодотворили вашим рецептом пролетарской рифмы мои творческие мучения. За это вам большое поэтическое спасибо.

Остап оживился.

– Могу вам дать ещу кучу поэтрецептиков. К примеру, вы стихи прозой не пробовали писать? Нет? Зря. Ударная штучка. А к скетчистам никогда не прислушивались? Нет? Тоже зря. Забойно-виртуозные вещички иногда выделывают. А по методу контаминирования не пробовали? Нет? Так отпробуйте! А юморные стихи? Вот где жила! Тут только помнить надо, что юмор – это когда боль обращают в смех, а не когда смех причиняет боль. Запомнили? Выкиньте массам такое, отчего гром грянет. Отличитесь остроумным коктейлем из обыденной пролетарской жизни Союза Республик! Напишите, в конце-концов, о пролетарском захолустье городе Немешаевске. Тем более, вы там были. Или вообще пишите прозой. Хотите, начало романа?

– Прозой? Да нет, я же поэт.

– А вы послушайте.

Утро февраля двенадцатого числа 1623 года выдалось дождливым. Господин де Тревиль, капитан королевских мушкетеров, проснулся от лая соседской собаки. В это же самое время в Париж со стороны деревни Парле Вруж Шампаньской провинции на лихом скакуне пьяный в доску, гордо держа уздечку, въехал молодой самовлюбленный болван, внешностью напоминающий гасконца. Звали молодого человека Д`Артаньян. Отец его, будучи бедным дворянином, по случайному совпадению обстоятельств носил то же самое имя. Впрочем, и благородные корни их родословной начинали виться где-то в десятом веке c рыцаря голубых подвязок мессира Д`Артаньяна. В тот самый момент, когда месье де Тревилю принесли в постель ароматную чашечку орлеанского чая, в лошадь молодого гасконца безжалостно запустили камнем. Кобыла встала на дыбы и протяжно завыла: «И-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о! О! О! О! О! А!». Д`Артаньян свалился c коня и через некоторое время, в течение которого капитан королевских мушкетеров пил свою чашечку чая, лениво встал и, потирая ушибленную часть ягодицы, c ужасающим ревом прохрипел: «Какая падаль это сделала?» Ему ответила миледи, выведшая на утреннюю прогулку своего пса по кличке Рошфор. «Что вы имеете в виду, молодой человек, когда говорите слово „падаль“?» – спросила она. «Тысяча чертей! Но эта барышня создана для любви!» – c восхищением воскликнул гасконец и приблизился к миледи. «Сударь, а вам не кажется, что вы слишком много говорите?!» – строго спросил Рошфор, державший миледи за руку и время от времени говоривший ей c неподдельным собачьим акцентом: «Мадам, я верен вам! До гроба, мадам! До ада, мадам! Я верен вам, мадам...».

– Ну как? – строго спросил Бендер. – Застучало в голове?! Проза – это тоже виртуозная штучка. Так что, вы подумайте.

– Может, вы и правы...

«Удивительное дело, как по разному люди сходят c ума. Но надо подкрепиться», – подумал Остап и, бросив Фоме крылатую фразу «Помните, что гнев рождает поэта!», моментально вышел.