Триумфальная арка

— Весь день вокруг меня бурлило, словно везде били ключи; струи хлестали в затылок и грудь, казалось, я вот-вот зазеленею и покроюсь листьями и цветами… Водоворот втягивал меня все глубже и глубже… И вот я здесь… И ты…

Равик посмотрел на нее. Подавшись вперед, она сидела на грязном кожаном сиденье, над черным вечерним платьем белели плечи. Она была откровенна, бездумна и, не стесняясь, говорила все, что чувствует, рядом с ней он казался себе жалким и суховатым.

Я оперировал, подумал он. Забыл о тебе. Был у Люсьенны. Витал где-то в прошлом. Без тебя. Потом пришел вечер, и постепенно пришло тепло. Я не был с тобой. Думал о Кэт Хэгстрем.

— Жоан, — сказал он и взял ее за руки. — Нам нельзя сразу поехать ко мне. Я еще должен заглянуть в клинику. Всего на несколько минут.

— Посмотреть женщину, которую оперировал?

— Не ту, которую оперировал утром. Другую. Может, подождешь меня где-нибудь?

— Ты едешь туда сейчас?

— Так лучше сделать. Не хочется, чтобы вызывали потом.

— Я могу подождать у тебя. Успеешь подвезти меня?

— Да.

— Тогда поехали. А ты приедешь после. Я подожду.

— Хорошо.

Равик назвал шоферу адрес. Откинувшись назад, он положил голову на спинку сиденья. Его рука все еще лежала на руке Жоан. Он чувствовал, что она хочет услышать от него что-то. О себе и о нем. Но он не мог говорить. Она сказала уже слишком много. Больше, чем нужно, подумал он.

Машина остановилась.

— Поезжай, — сказала Жоан. — Устрою все сама. Я не боюсь. Дай мне ключ.

— Ключ у портье.

— Ладно, возьму у него. Придется и этому научиться. — Она собрала цветы. — Научиться у мужчины, который уходит, когда ты спишь, и возвращается, когда ты его не ждешь… Тут, пожалуй, придется многому учиться… Так уж лучше начинать сразу…

— Я провожу тебя наверх. Не надо ничего преувеличивать… Очень жаль, что мне сразу же придется уйти.

Она смеялась. И выглядела очень юной.

— Подождите, пожалуйста, минутку, — сказал Равик шоферу.

Шофер хитро прищурился.

— Сколько угодно.

— Дай ключ, — сказала Жоан, когда они поднимались по лестнице.

— Зачем?

— Дай. — Она открыла дверь, но осталась стоять на пороге. — Чудесно! — произнесла она куда-то во мрак, царивший в комнате. За окном в облаках плыла голая луна.

— Чудесно? В этой конуре?

— Да, чудесно! Все чудесно!

— Может, так кажется только сейчас — пока темно. Ну а если… — Равик потянулся к выключателю.

— Оставь. Зажгу сама. А теперь иди. Только возвращайся не завтра после полудня.

Жоан стояла у двери во мраке. За плечами у нее струился серебряный свет. Все в ней было тайной, загадкой, волнующим призывом. Манто соскользнуло с плеч и черной пеной легло у ее ног. Она прислонилась к стене и медленно поймала рукой луч света, проникший из коридора.

— Иди и возвращайся, — сказала она и затворила дверь.

Температура у Кэт Хэгстрем снизилась.

— Как она спала? — спросил Равик у сонной сестры.

— Проснулась в одиннадцать. Хотела вас видеть. Я передала ей все, что вы поручили.

— О перевязке ничего не спрашивала?

— Спросила. Я ответила, что пришлось резать. Несложная операция. И что завтра вы ей все объясните сами.

— Больше ничего?

— Ничего. Она сказала, что раз вы сочли нужным поступить так, значит, все в порядке. Просила передать вам привет, если зайдете ночью, и сообщить, что она вам полностью доверяет.

— Так…

Равик постоял немного, глядя на черные волосы сестры, расчесанные на прямой пробор.

— Сколько вам лет? — спросил он.

Она удивленно подняла голову.

— Двадцать три.

— Двадцать три… И давно работаете сестрой?

— Два с половиной года. В январе будет ровно два с половиной года.

— Любите свою работу?

Круглое, как яблоко, лицо девушки расплылось в улыбке.

— Мне она нравится, — с готовностью ответила сестра. — Конечно, попадаются трудные больные, но в большинстве они очень симпатичны. Мадам Бриссо вчера подарила мне красивое, почти новое шелковое платье. А на прошлой неделе я получила пару лакированных туфель от мадам Лернер. Помните ее? Она умерла у себя дома. — Сестра снова улыбнулась. — Мне совсем не приходится тратиться на вещи. Почти всегда что-нибудь да подарят. А если мне не подходит, могу обменять у подруги — у нее магазин. Так что живется мне совсем неплохо. Мадам Хэгстрем тоже очень щедра. Она дает деньгами. В прошлый раз сто франков дала. За каких-нибудь двенадцать дней. А сколько она теперь пробудет у нас, доктор?

— Подольше. Несколько недель.

У сестры был совершенно счастливый вид. За ее ясным, гладким лбом роились мысли: она подсчитывала, сколько ей еще перепадет. Равик снова склонился над Кэт. Ее дыхание было ровным. Слабый запах раны смешивался с терпким ароматом волос. Он вдруг остро ощутил всю невыносимость своего положения. Кэт полностью доверяет ему! Доверие! Узкий, весь в разрезах живот, куда проник хищный зверь. И он наложил швы, не в силах чем-либо помочь ей. Доверие…

— Спокойной ночи, сестра, — сказал он.

— Спокойной ночи, доктор.