Триумфатор

Он поднялся в номер на втором этаже и стал ждать. Вскоре осторожно постучали в дверь.

– Войдите, – громко сказал Максим.

В номер робко проскользнули две девицы.

На вид им было одной около семнадцати, другой примерно двадцать пять, обе славянской внешности. Они в нерешительности стали у входа.

– Слушайте меня сюда, – сказал Мастер, сидя в кресле, – повторять не буду.

Он был несколько утомлен поездкой, и не счел нужным вдаваться прямо сейчас в подробные объяснения.

– Значит так, – сказал он, обернувшись в их сторону, – объясняю задачу: ты будешь «мама», – он указал пальцем в сторону той, что выглядела старше, – ну а ты будешь «дочка», – произнес он, кивнув в сторону другой ее спутницы.

– Будете изображать семью. Нашу с вами семью. Я ваш папа. Можете так и обращаться.

От вас не так много требуется – всего лишь ролевая игра, больше ничего. И не вздумайте как-то по-своему заигрывать со мной – накажу! Понятно? Будете делать, только то, что скажу!

Они стояли перед ним, удивленно хлопая накрашенными ресницами, скорее раздетые, чем одетые, изумленно рассматривая необычного клиента. Эффект, который произвела на них речь Мастера, был бы, пожалуй, меньше, если бы на них сейчас выплеснули по ведру холодной воды. Не дав им прийти в себя и, грозно взглянув на них, он громко скомандовал:

– А теперь, марш отсюда! И быстро привести себя в порядок, и что бы никакой косметики и сверкающих голых ляшек. Для вас с сегодняшнего дня вводится строго классический стиль. Будете одеваться примерно, как для похода на концерт или в театр.

– Простите…

– Папа, – подсказал мастер.

– А что тогда нам сейчас делать? Нас этому не учили… – спросила та, что постарше.

– Знаю, чему вас учили, – нахмурился Максим, – только не тому, чему надо. Чай-то сумеешь заварить?

– Это как? – она в нерешительности замялась, – а где его взять?

– Ну, хорошо. А кофе? Про кофе, надеюсь, слышала?

– Да, я пила в детстве, но нам здесь его почти не дают, а я, вообще бы, его хотела, он вкусный.

Он невольно осмотрел номер. Здесь был небольшой бар с напитками, холодильник, шкаф, коммуникатор, но чайника нигде не было видно.

– Что же они! – выругался про себя мастер.

– Ладно, – примирительно сказал он, – я сам закажу все необходимое. И пусть только попробуют не принести! Ну, а вам все понятно?

А теперь быстро пришлите мне администратора!

Девочки ушли, а мастер невольно погрузился в раздумья.

Сколько раз ловил он себя на мысли, что часто думает о прошлом времени: о том, как раньше жили люди, о чем мечтали, к чему стремились, и о том, что объединяло ту прошлую жизнь с этой. И та прошлая жизнь казалась ему лучше той, что окружала сейчас. Изучая историю, которую очень любил с детства, он находил, что все написанное в ней, далеко не всегда объективно, а порой – даже и противоречиво. Он много проводил времени в книгохранилищах, и его поражало:

насколько по-разному описывали авторы одни и те же события. И уж если современники часто не могли прийти к единому пониманию происходящего, то как тогда относиться к источникам различного временного происхождения? Он просматривал учебники истории различных периодов времени и приходил к выводу, что все написанное в них, имело скрытой целью воспитать и подготовить человека на исполнение определенной задачи, направить его мысли и действия в нужном направлении. В процессе своих размышлений он все больше убеждался, что народы очень часто использовались, как инструмент для исполнения чей-то сторонней воли, – далеко не всегда доброй. И как показывала история, исполнение ее приносило разорение народам и страдания простым людям. Часто он пытался беседовать на эту тему с преподавателями, но они чаще всего старались уклониться от подобных рассуждений, очевидно, опасаясь за свое место. У него не было возможности поделиться с кем-либо своими соображениями, и видно поэтому в нем все чаще звучали воспоминания отца. Максим знал, что отец ни за что не стал бы ему лгать, ибо ненавидел всякую ложь. Этого «добра», как он говорил, «хватало в мире и без него».

Ему было противно, что обман и лицедейство для многих стали нормой жизни. Он часто говорил:

«Люди должны хотя бы иногда говорить правду, и уж тем более, своим. Не ври друзьям и тем, кому доверяешь, чтобы не потерять их!.. И уж если не можешь не лгать совсем, – наставлял отец, – то не обманывай хотя бы самого себя. Этим ты, возможно, как-то убережешься». «Вранье, – убеждал отец, – лютый враг человека! Это, как самый опасный и убийственный вирус, как сама смерть, или даже хуже!»

Максим в тот момент не понимал, что может быть хуже смерти, но все же крепко запомнил слова отца. Многие годы спустя он стал кое-что осознавать; постепенно приходило понимание сказанного тогда, особенно после его знакомства с осужденным священником. И все чаще после подобных воспоминаний его прожигала мысль: «хорошо, что отец не дожил и не видит всего происходящего сейчас!»

В дверь тихонько постучали.

– Войдите, – властным тоном громко сказал мастер.