Тривейн

— Эта страна, мистер Тривейн, — произнес Гамильтон, который снова устроился на кушетке напротив Тривейна, — была образована как республика. Хотя, конечно, демократия являет собой понятие весьма абстрактное. В одном из определений «республики» говорится о ней как о государстве, управляемом теми, кто имеет право избирать и определять государственную политику. Правда, и здесь речь идет не о каком-то общем праве голоса. Конечно, сейчас никому и в голову не придет взять данное определение за основу в реальной жизни. Хотя, с другой стороны, хочу заметить, что заимствование этого принципа, пусть даже на какой-то срок, имеет реальную предысторию... И мне думается, мистер Тривейн, что именно сейчас наступило время, чтобы воплотить этот принцип в жизнь!

— Понимаю, — сказал Тривейн и тут же задал вопрос, для того, в основном, чтобы посмотреть, как Гамильтон постарается уклониться от прямого ответа. — А вы не боитесь, что люди, облеченные правом голоса, закрутят гайки? В поисках окончательных решений?

— Никогда! — спокойно и, по всей видимости, искренне ответил Гамильтон. — Просто нет оснований. В начале нашей беседы вы высказали очень интересную мысль, Тривейн. Вы заметили, что пришли ко мне потому, что я не нуждаюсь в деньгах и у меня нет желания мстить кому-либо. Конечно, никто из нас полностью никогда не узнает того, что происходит в душе другого, но тут вы попали в точку! Я ни в чем не нуждаюсь, а мое желание мстить сведено до минимума. Мы с вами, мистер Тривейн, не являясь звездами в политике, доказали на деле, что можем думать и принимать решения, заботясь не только о себе. Именно мы с вами представляем собой ту аристократию, которая должна править страной! И у нас не так уж много времени для того, чтобы взять на себя всю ответственность... В противном случае республики у нас не будет!

— Правление благодушной монархии?

— О нет, не монархии. Аристократии. И при этом не должно быть пролито ни капли крови!

— А президент знает об этом?

— Нет, — поколебавшись, ответил Гамильтон. — Ведь он даже не в курсе тех сотен проблем, которые мы за него решаем... Некоторые из них в один прекрасный день исчезают... Мы всегда в его распоряжении, мистер Тривейн. И я хотел бы добавить, что говорю об этом в самом положительном смысле слова.

Тривейн встал с кресла. Пора было уезжать, пора подумать...

— Вы были откровенны со мною, мистер Гамильтон, и я ценю это.

— Я говорил об идее в целом. Никаких имен, никаких специфических деталей... Только общие рассуждения с примерами относительно... э-э... корпоративной ответственности...

— Означает ли это, что если я сошлюсь на беседу с вами, то вы...

— О какой беседе вы говорите?

— Ах, так... Да, конечно...

— Надеюсь, вы поняли, что речь идет лишь о пользе для нашей страны, об огромных возможностях.

— Они, конечно, замечательны, — согласился Тривейн. — Но никогда ведь не знаешь, что волнует других людей... Кажется, именно так вы говорили?

* * *

Тривейн медленно ехал обратно из Ивенстоуна по занесенной снегом дороге. Он ехал медленно, не обращая внимания на обгонявших его водителей и совершенно не думая над тем, с какой скоростью и куда едет. Он размышлял над той невероятной информацией, которую только что получил.

«Совет избранных»... Соединенные Штаты "Дженис индастриз.

Часть третья

Глава 35

Роберт Уэбстер вышел из восточного крыла Белого дома и направился к автомобильной стоянке. Он просто сбежал с пресс-конференции, оставив другому помощнику свои предложения по неотложным вопросам. Уэбстеру некогда было заниматься делами президента: у него были свои, поважнее.

В результате утечки информации, полученной Родериком Брюсом, по сенату, Белому дому, в министерствах юстиции и обороны вот-вот поползут зловещие сплетни, которые тут же подхватит пресса. Именно так сокрушается мощь председателя любого подкомитета, а сам: подкомитет разваливается, словно карточный домик...

Очень хорошо! Решение по Марио де Спаданте автоматически приведет и к устранению Тривейна. Все так просто! Надо только отдать Пола Боннера журналисту Брюсу — в качестве премии.

Все остальное пойдет своим чередом.

Уже поговаривали о каких-то связях между де Спаданте и Тривейном. Как же иначе объяснить их встречу той ночью в Коннектикуте? Ведь председатель подкомитета не должен там находиться! А первая поездка Тривейна в Вашингтон в сопровождении де Спаданте? И совместная их поездка из аэропорта Даллеса в «Хилтон»?

И, конечно, встреча в Джорджтауне, в доме французского атташе, известного связями с американским преступным миром и не очень-то почитаемого властями.

Вот, собственно, и все, что надо.

Эндрю Тривейн и Марио де Спаданте...

Коррупция...

Когда с Марио будет покончено, в Нью-Хейвене смерть его спишут на войну между мафиозными кланами. Но при этом и в прессе, и по телевидению сообщат, что за неделю до этого Тривейн побывал в госпитале, где лежал мафиози!

Коррупция...

«Да, — подумал Уэбстер, сворачивая налево, на Пенсильвания-авеню, — все должно получиться как следует. Де Спаданте будет устранен, а Тривейн исчезнет из Вашингтона».