Тривселенная

Мысль захлебывалась в эмоциях, Ариман смотрел в огромные глаза женщины и, будто в зеркале, видел себя. Но почему-то себя не такого, каким был сейчас, а другого, неузнаваемого. Возможно, он был таким в воображении любящей женщины, а может быть, взгляд ее странным образом отражал то, что уже минуло, исчезло из памяти, сохранившись лишь в зеркале зрачков.

Ариман увидел себя молодым мужчиной, на нем была одежда, и он стоял перед закрытой дверью, на которой висела табличка с надписью — прочесть ее он не мог, буквы сливались, дрожали и пропадали. Слова возникали в сознании самопроизвольно, следуя за эмоциональным восприятием, язык мысли рождался как отражение видимой картинки — не из памяти, которая была пуста, а из воображения, плотно заселенного всем возможным, невозможным, существующим и никогда не существовавшим.

А следом за узнаванием себя пришло и узнавание имени.

— Даэна, — сказал он.

Женщина еще крепче прижалась к его груди — она тоже узнала имя, не свое — имя любимого, ее эмоции в эти мгновения обретали словесное отображение, и ей казалось, что слова рождались из мрака, в котором она находилась очень долго, бесконечно долго, всегда.

— Ариман, — сказала она.

Между тем из мрака всплыли еще несколько фигур, и Ормузд, ожидавший на краю тверди их появления, протянул руки, встречая пришедших. Это были пятеро мужчин и женщина, смотревшие вокруг себя и не видевшие пока всего многообразия красок, уже доступных восприятию Ормузда.

Один из мужчин пришел в себя первым и сделал простую вещь, о которой Ормузд не подумал, — он создал из мрака прочную тропинку, встал на нее и пошел вперед, тропинка удлинялась с каждым его шагом и наконец соприкоснулась с твердью. Остальные шли следом и ступили на песчаный берег реки один за другим. Последней поднялась женщина — почему-то, не дойдя до тверди, она сошла с тропы и, увязая по щиколотку во мраке, будто в вязкой трясине, обошла песчаный остров кругом и погрузила ноги в воду реки. Течение было быстрым, и Ормузд видел, как вода обтекала ноги женщины, вздымая мелкие бурунчики. Он нахмурился, пытаясь не упустить возникшую в сознании мысль. Не мысль — тень мысли. Инстинктивным движением Ормузд провел ладонью перед своими глазами — он не знал, почему сделал именно так, но жест оказался правильным: он сумел поймать быстро таявшую мысль и поднес ее к глазам.

Мысль была простой, но без внимательного рассмотрения наверняка ускользнула бы, слившись со светом: мы опять вместе.

Мы опять вместе.

Это была крепкая и верная мысль. Ормузд подержал ее на ладони — мысль выглядела песчинкой, — и протянул женщине.

— Мы опять вместе, — сказала женщина, принимая подарок.

Глава вторая

Десять человек стояли на песчаном берегу реки. Они были нагими, но не знали об этом. Они уже встречались прежде, некоторые были дружны, иные враждовали или любили друг друга — впрочем, никто из них этого не помнил.

Человек по имени Ормузд выглядел самым молодым. Посторонний наблюдатель (впрочем, таких там не было и быть не могло) назвал бы Ормузда мальчишкой и вряд ли предположил, что и свет, и твердь с рекой, и солнце были созданы совсем недавно именно его мощной фантазией.

Рядом с Ормуздом стоял Ариман — человек, способный сотворить разве что тьму, но тьма уже была в этом мире. Ариман обнимал за плечи невысокую женщину, которую называл Даэной. Обоим казалось, что их притягивает нить, видимая только им. На самом деле это притяжение видели все — не нить, конечно, а слабое свечение эмоций, обнявшее две фигуры и объединившее их в единое существо.

Остальные семеро, поднявшиеся на твердь из мрака, были знакомы друг с другом. Смутно проступали имена — но была ли это память или всего лишь инстинкт, требовавший хоть какой-то самоидентификации? Имена становились пылью, и пылью становились попытки каждого понять себя, мир и себя в мире. Пыль — желтоватая, как песок под ногами, — выступала у них на плечах, ладонях, а у стоявшего чуть в стороне от остальных человека по имени Антарм пыль мысли запорошила даже волосы.

Десять человек повернулись друг к другу и наконец увидели себя. Каждый отражался в глазах каждого, и каждый понимал себя чужой мыслью, мгновенно становившейся словом. Ормузд улыбнулся Антарму, Антарм не сводил взгляда с Аримана, обнимавшего Даэну, и еще один человек не сводил с Даэны пристального взгляда — это был Влад, а за Владом следил Виктор, чувствовавший инстинктивно, что не должен доверять этому человеку, потому что… Неважно, эмоции были пока сильнее разума. Не должен — и все.

Еще трое мужчин — Авраам, Пинхас и Генрих — подошли ближе и встали на самом краю тверди, а женщина — Натали — осталась в одиночестве посреди речного потока: вода была холодна, прозрачна и говорлива. Вода сказала то, что Натали пока понимала смутно — слова не содержали смысла, пока вода не заполнила эту пустоту. Генрих здесь, и мы вместе.

Мысль эта каплями упала на плечо Генриха, будто вода, которую Натали отряхнула с пальцев. Он обернулся.