Тривселенная

— Отлично, — вздохнул Виктор с облегчением. Он знаком показал Чухновскому отодвинуть стул подальше к окну, а Подольскому — встать или сесть, если ему будет угодно, ближе к стеллажу. Оба беспрекословно выполнили распоряжение, понимая, что в противном случае их запрут в соседней комнате, а им до смерти хотелось присутствовать, причем раввин воображал, что обязан здесь быть и все видеть, поскольку это каким-то образом задевало его профессиональную честь.

— Допрос подозреваемого в убийствах первой степени Аркадия Валериевича Винокура, детектива-расследователя частной сыскной компании «Феникс», проводит руководитель компании детектив-эксперт Виктор Николаевич Хрусталев, — сказал Виктор, прикрыв глаза. — Лицензия компании ноль-семь-три-один-четыре от восьмого марта две тысячи пятьдесят шестого года. Всякое вмешательство в ход допроса со стороны любого из присутствующих свидетелей наказывается, согласно процессуальному кодексу России, административным задержанием сроком до семи суток.

Он повернулся в сторону Чухновского и Подольского, но те слушали и смотрели со вниманием, заведомо исключавшим любую степень вмешательства. Виктор кивнул и продолжил:

— Аркадий, нам с тобой придется кое-что повспоминать, начиная со вчерашнего вечера, а именно — с двадцати двух часов, с того момента, когда Подольский вернулся в свою комнату в «Рябине».

Аркадий кивнул, подтверждая, что слышит и все понимает.

— Где ты находился в это время, с кем, чем занимался и о чем думал? Отвечай последовательно. Вопрос первый: где?

— Дома… Я вернулся после посещения арестованного Николая Примакова, дело дознанием было закончено, я оформил протокол и по дороге домой заехал в судебную палату, передал дискету секретарю Толстовского отделения страхового суда господину… м-м… Игорю Стародубцеву.

— Кто был дома, когда ты вернулся?

— Алена и Марина. Алена смотрела сериал, Марина говорила с подругой по видео.

— Чем занялся ты?

— Никто на меня не обращал внимания, и я пошел в кухню. Хотел включить свет, но…

Аркадий замолчал, потому что лишь сейчас вспомнил свои ощущения в тот момент, когда вошел в темную кухню, куда свет падал лишь из дверного проема и выглядел тонким щупальцем, прилепившимся к липкому вязкому мраку. Из мрака…

«Господи»… — сказал Аркадий.

Перед глазами пробежали, сворачиваясь и уносясь вдаль, белые, зеленые и желтые окружности, но через секунду воображение сконцентрировалось, и Аркадий вернулся в кухню, вошел в нее из ярко освещенного салона, остановился на пороге, поправ ногами щупальце света и не в силах сделать следующий шаг.

Кто-то был здесь. Кто-то стоял у плиты, устремив на Аркадия холодный взгляд. Ощущение было мимолетным, но очень определенным — настолько, что правая рука сама собой устремилась вперед, и лишь сознательная воля остановила на полпути это движение, которому неминуемо пришлось бы разбиться о пустоту, поскольку в кухне, естественно, никого не было и быть не могло, а существо, притаившееся у дальней стены, было игрой полутеней на поверхности шкафа, в котором хранились многочисленные аленины кухонные автоматические устройства.

Аркадий сделал шаг, ощущая, что ноги не желают его слушаться, как не желал почему-то и разум воспринимать отсутствие в кухне постороннего. Там кто-то стоял, и вопреки очевидному, Аркадий был в этом подсознательно убежден.

Он заставил себя подойти к плите и только после этого подумал о том, что не включил света.

Аркадий обернулся и увидел на стене кухни лицо.

— Господи… — повторил Аркадий, потому что лишь сейчас, больше суток спустя, он это лицо узнал.

— Я вошел в кухню, чтобы приготовить себе ужин, — медленно заговорил Аркадий, стараясь подбирать точные слова, потому что все, им сейчас сказанное, имело характер официальных (только ли свидетельских?) показаний и могло быть обращено против него. — Я вошел, в кухне было темно, и я не стал включать свет. Почему — не знаю. На дальней стене… кафельная стена белого цвета, хороший экран… я неожиданно увидел лицо… черно-белое, как в кино прошлого века. Я подумал, что это игра света и тени — все равно что узнать воздушный корабль в летящем в высоте облаке… Это было лицо Генриха Натановича Подольского.

— Внимание, — прервал Виктор, — этот момент имеет важное значение, прошу повторить: когда ты понял, что возникшее на экране лицо является лицом убитого в ту ночь Генриха Подольского?

— Когда понял… — растерянно повторил Аркадий. Имел ли он основание заявлять твердо, что видел обращенное к нему лицо именно Подольского, а не чье-то иное, а может, и вообще не лицо, поскольку в темноте можно было лишь угадывать, но не видеть, воображать, но не фиксировать?

— Я понял это только сейчас, — сказал Аркадий. — Но уверен, что не ошибаюсь.

Он почему-то действительно был в этом уверен, как и в том, что, приблизившись к стене, протянул к изображению руку, но лицо исказилось будто от неожиданной боли и начало сминаться подобно горящей бумаге.

Виктор смотрел Аркадию в глаза. Молчание затягивалось, Хрусталев не собирался комментировать сказанное, он просто ждал продолжения.