Принимая многое из социалистической теории и глубоко пряча свое несогласие с ней по определенным пунктам, под руководством опытного наставника изнеженный гимназист превращался в сына полка. Мальчишкой он участвовал в боевых сражениях, выполняя работу санитаров и медсестер: перевязывал раны, делал целебные отвары, накладывал шины. Способности к медицине брали верх.
– Сразу видно, из семьи врача, – улыбался Виктор, наблюдая, как ловко останавливает кровь его воспитанник. – Вот закончится проклятая война – пойдешь учиться. Нашей молодой Советской республике хорошие специалисты очень нужны.
Когда жизнь не течет плавно и размеренно, как равнинная река, а низвергается водопадом, время бежит очень быстро. Не успел Вадим оглянуться, как из щупленького гимназиста он превратился в мускулистого высокого юношу с черным пушком над верхней губой. Виктор поседел, постарел, но оставался таким же жизнерадостным. В качестве делегатов старшего товарища пригласили в Петроград на съезд. Оставив своего ученика на попечение Семена и Василия, с недавних пор ставших хорошо относиться к изнеженному гимназисту, как они его называли раньше, Виктор отправился в столицу. Приехал он радостный.
– Война закончена, – заявил он боевым друзьям. – Наш полк расформировывают. Можете возвращаться в родные края.
Все загудели, закричали «ура».
– Ты тоже отправишься в родную деревню? – дрожащим голосом спросил Вадим Виктора.
Лицо наставника помрачнело.
– Померла моя Надя, – каким-то неестественным голосом вдруг проговорил он. – Вчера получил телеграмму. От тифа. У меня теперь, как и у тебя, браток, ни сзади, ни спереди никого, – он закрыл лицо руками. Юноша положил ему руку на плечо.
– Сочувствую, – проговорил он. – Но не ты ли меня учил...
– Знаю, – перебил его Виктор уже довольно бодро. – Поэтому я отказался ехать под Курск. Да и с тобой расставаться не хочется. Тебе в моей деревне делать нечего. Ты у нас должен учиться – это не обсуждается. Так что попросился я в твой родной город Приреченск. Буду там милицейские отряды организовывать.
Услышав об этом, Вадим поморщился. Воспоминания о родителях не притупились со временем, не стали менее остры. Он по-прежнему видел их во сне, просыпаясь на мокрой от слез подушке, разговаривал с ними, просил совета. Если они с Виктором вернутся в Приреченск, как он перенесет встречу с городом, подарившим ему самые счастливые и самые скорбные минуты жизни? Словно прочитав его мысли, старший товарищ погладил его по голове:
– Ничего страшного, вот увидишь. Родные стены всегда греют.
На том и порешили друзья, на следующий день сев в поезд, идущий до Приреченска. Выйдя на перрон, вдохнув свежий весенний воздух, бывший гимназист почувствовал, как от волнения сжало горло. Его город, его Приреченск! Вот высокий шпиль на башне с часами, золотые купола церкви Казанской Божьей Матери! Как хорошо, что его почти не задела война! По сверкающим рельсам, как и в старые добрые времена, бегали трамвайчики, по мощеной мостовой сновали мальчишки– газетчики. Небольшие особнячки все так же радовали глаз. Укрепившиеся в городе большевики поменяли надписи на зданиях. Многие из них были непонятны молодому человеку.
– Мы будем жить в моей квартире? – дрожащим голосом спросил Вадим.
Виктор усмехнулся:
– Размечтался! В таких хоромах нас не поселят. Там наверняка уже какой-нибудь начальник живет.
Молодой человек поднял брови:
– А ты чем хуже? Ведь сам признался: в Петербурге тебе сам товарищ Ленин руку жал и говорил, что наслышан о твоих подвигах.
Наставник пожал плечами:
– Как ты не понимаешь! Пока я простой солдат.
– Разве большевики делят народ на простых и непростых?
Виктор нахмурился. Разговор начал принимать нежелательный оборот.
– Есть приказ, а приказы не обсуждаются, – коротко бросил он. – Где улица Минная, знаешь?
– Знаю.
– Дом шесть, квартира двенадцать. Это наше с тобой жилье. Найдешь?
– А как же!
Их поселили в доме бывшего купца Ерофеева, на первом этаже, в маленькой, скудно обставленной комнатке: две железные кровати с рваными матрасами, кишащими клопами, керосинка и обшарпанный стол. В первый же день Виктор, найдя во дворе несколько досок, сколотил две табуретки.
– Тебе это пригодится, – заявил он Вадиму, с удивлением глядевшему на его работу. – Учиться пойдешь – писать надо будет. На полу неудобно. Вот к столу и присядешь. Завтра с утречка в институт сходи.
Наутро, перекусив черствым хлебом с чаем, парень отправился в институт. Серое четырехэтажное здание, построенное еще в начале прошлого века, вызвало в нем грустные воспоминания. Здесь когда-то преподавал отец... По засаженной платанами аллее они гуляли всей семьей. До него донеслись родные голоса: «А вот здесь ты будешь учиться, сынок».
– Не беспокойтесь, – шепотом сказал молодой человек. – Я сделаю так, как вы хотели. Я сам хочу этого.
С поступлением проблем не возникло. Его, участника Гражданской войны, с прекрасной характеристикой, подписанной известным красным командиром, приняли без слов. С этого момента для Вадима Хомутова началась другая жизнь.