– Сам подумай – ты же ей всю жизнь испортишь, ей двадцать три всего. Ты прикинь, что с ней будет, когда она из этого стационара выйдет, чего она там насмотрится. Зачем ей это, сам подумай? Она же не психопатка, в самом деле, не пойдет людей резать…
– А если пойдет? – исподлобья глянул на Стаса врач, – или с крыши кинется? Что тогда?
– Не кинется, – уверенно сказал Стас, – не кинется. Я прослежу. Да будь ты человеком, ты же врач, ты людям помогать должен, ты клятву давал!
С улицы раздался длинный гудок, врач подхватил чемодан, взялся за ручку двери. Стас вытянул руку, преграждая врачу дорогу, посмотрел мужику в глаза. Тот отвернулся, потоптался на месте, коротко ругнулся и сказал:
– Ладно, капитан, договорились. Оформлю как бытовую травму, неосторожное обращение с… По дороге придумаю. Но учти, – теперь он не сводил со Стаса глаз – если еще раз, рецидив… Сразу спец бригаду вышлем, адресок я запомнил. Мне проблемы не нужны.
– Не будет проблем. – Стас открыл дверь, пропустил врача в коридор, проводил до входной двери, закрыл ее и вернулся в квартиру. В кармане зазвонил мобильник, Стас глянул на экран – звонил напарник, опер Макс Матвеев, он остался «на хозяйстве», и звонить обещал только в крайнем случае, и, похоже, этот край уже пришел или вот-вот наступит. Стас сбросил звонок и вошел в комнату Ольги.
Та лежала, уткнувшись лицом в диванные подушки, мать сидела рядом и поправляла на дочери полосатый плед. Увидела Стаса, поднялась и отошла в сторонку. Хотела что-то сказать, но вместо этого махнула рукой, и как-то очень поспешно вышла из комнаты, стукнула дверью. Стас глянул женщине вслед и сел на краешек дивана. В комнате было тихо, сумрачно и очень душно, резкий запах лекарств еще не выветрился – шторы были задернуты, а окно, судя по звукам, приоткрыто самую малость. С улицы доносились голоса, гул машин и лай, потом где-то далеко запиликала сигнализация. Ольга не шевелилась, будто спала, Стас наклонился к ней, прислушиваясь к ее дыханию и вдруг услышал:
– Зачем? Зачем ты влез? Кто тебя просил?
От шепота стало не по себе, Стас попытался обнять Ольгу, но та дернула плечом и плотнее закуталась в тонкий плед. Но перевязанные руки слушались плохо, двигались, как у марионетки, резко, будто их дергали за нитки. Стас поправил плед, Ольга почти исчезла под ним, виднелась только всклокоченная макушка и бледный, покрытый испариной лоб. То ли успокоительное так действует, то ли шок сказывается, то ли то и другое вместе взятое.
– Я люблю тебя, – сказал Стас, – ты мне нужна.
Снова стало тихо, только из коридора доносился легкий шорох и слабое потрескивание: похоже, мать Ольги решила там прибраться. Веник шуршал по полу, за окном лаяли собаки, потом раздался мерный негромкий стук – на подоконник упали капли дождя. Ольга всхлипнула, и плотнее уткнулась в спинку дивана. Стас положил руку на плечо девушке, и сказал:
– Зачем ты это сделала? Зачем, объясни…
– Ты сам знаешь, – злым шепотом перебила его Ольга, – так будет лучше для всех.
И затихла, прижала перебинтованные руки к груди. Стас поднялся, раздвинул шторы и распахнул окно. Полумрак рассеялся, а в комнате запахло дождем и мокрой пылью. Прятавшийся от ливня на подоконнике воробей покосился на Стаса и, решив, что жизнь дороже, вспорхнул и улетел куда-то через дождевые струи. «Лучше для всех…» – ну кто это сказал ей, кто вбил в голову, откуда эта дикая мысль? Для кого – для всех? Для матери, для него, Стаса Чиркова, для самой Ольги?
– Утром я пошла в магазин, – негромко проговорила Ольга, – в самый ближний, надо только перейти через дорогу. Я шла, и вдруг на меня вылетела машина, затормозила в последний момент. Из нее выскочил водитель, и орал на меня так, будто я что-то украла у него или собиралась это сделать, он был готов убить меня. Но на самом деле он испугался, что собьет меня – я не заметила его, и вышла на дорогу. Рядом стояли люди и подтвердили, что я сама кинулась под колеса. Одна женщина так и сказала – ей жить надоело, вот и решила с собой покончить. А я не видела его, не видела, понимаешь!
На успокоительное врач не поскупился, о чем Стас мысленно его поблагодарил и пожелал всего наилучшего в этой жизни. Истерика с Ольгой не случилась, она просто смотрела в спинку дивана и говорила точно сама с собой, а по лицу текли слезы.
– Я не видела его, честное слово. Все разошлись, человек уехал, а я подумала, что не хочу вот так, на улице, чтобы меня сбила машина, чтобы собралась толпа, чтобы все глазели на меня. Лучше уж дома.