Трижды содрогнувшаяся земля

Иоганнес Роберт Бехер Трижды прогнувшаяся земля. Рассказы {1}

Перевод Г. Я. Снимщиковой

Канатоходец над развалинами, или слухи

Высоко над развалинами разбомбленного города был натянут канат, и день за днем собирались люди, дожидаясь выхода отважного канатоходца, который решился бы пройти по канату над пропастью. Но вот прошла неделя, а смельчак все не появлялся. Тем не менее люди продолжали толпиться на площади и смотрели вверх, туда, где между руинами двух башен — словно от скалы к скале — был натянут канат, смотрели в небо, по которому бежали облака, и казалось, что канат вибрирует в этом растревоженном молвой воздухе, — все ждали выступления канатного плясуна, и о нем самом, и о грядущем событии высказывались самые невероятные предположения.

Итак, люди стояли и стояли, и я стоял среди них, хотя сперва я сторонился толпы и вовсе не собирался глазеть на этот повисший над развалинами канат.

«Какой вздор! — говорил я себе. — Неужто нет у тебя лучшего занятия, чем ротозейство, можно ли так попусту разбазаривать свое время?» И тем не менее я не жалел времени, и стоял в толпе, и глазел, и только с наступлением темноты нехотя уходил вместе со всей толпой с площади, хотя меня и мучила одна мысль: вдруг канатный плясун дерзнет пройти по тросу ночью, при свете прожекторов, вдруг он сделает это в мое отсутствие. Мне хотелось во что бы то ни стало быть при этом, и едва светало, как я одним из первых появлялся на площади и глазел на канат.

Правда, я посмеивался над самим собой, но находился все время в напряженном ожидании и вслушивался во все разговоры о необыкновенном событии.

Ну и вздор! И вот люди, которые в недавнем прошлом верили в нелепейший вздор и распространяли его, теперь снова уверовали в нелепую авантюру, а я стоял среди них, таращил глаза и, навострив уши, жадно впитывал в себя всю эту чушь.

Я стоял и глазел.

Я слушал и слушал, и когда ко мне обратилась какая-то старушка и спросила, как обстоят дела с канатоходцем, я и сам рассказал ей невероятнейший вздор и даже заверил ее, что завтра, ровно в двенадцать часов, состоится выступление канатоходца.

Потом я было спохватился и крикнул старушке вдогонку: «Нет, нет, все это вздор!» — но опровержение не возымело действия, старушка твердо уверовала в чушь, которую я ей наговорил…

Короче говоря:

Однажды канатоходец поднялся на полуразрушенную башню и, сделав несколько шагов по заметно качавшемуся тросу, потерял равновесие и рухнул вниз. Смерть его была мгновенной… Полиция оцепила площадь, труп унесли, смыли кровь с мостовой.

И я не был при этом! Я упустил именно это мгновение, хотя неустанно, день за днем, ожидал появления канатоходца. (Более того, я не раз видел во сне этот номер, — и мне казалось, что я сам исполняю этот танец на канате.)

Когда оцепление было снято, люди столпились на месте происшествия и увидели ровную мостовую, на которой не осталось ни малейших следов случившегося. И снова день за днем стояли люди у этого места и смотрели туда, где не на что было смотреть, — и как прежде они глядели в небо, так теперь уставились в землю, и я стоял вместе с ними и тоже глазел.

Вот ведь вздор, так вздор! Ничего не было, и все же они смотрели как зачарованные, и я тоже не мог оторвать взгляд от этого места.

Люди тянулись сюда издалека, шли пешком, ехали на велосипедах и в автомобилях, стояли и глядели, и шептались, и прислушивались, и тут я сделался настоящим выдумщиком и популярным сказочником, и меня постоянно окружала толпа благоговейных и доверчивых слушателей.

Не было такой нелепости, в которую не поверили бы эти люди, да я и сам очень скоро поверил в фантастические истории, которые рассказывал. Канатный плясун превратился в моих рассказах в сказочного героя, мне нравилось украшать его прошлое легендами, и единственно, чем я мог от него отделаться, было преувеличение до нелепейшего гротеска, при котором весь мой обман лопался, как воздушный шар. В то, что канат после падения плясуна еще долго раскачивался из стороны в сторону, — верили все; в то, что канатоходец врезался при своем падении на три метра в землю и теперь покоится на трехметровой глубине под землей, — в это верили лишь некоторые, наиболее стойкие; в то, что по ночам дух канатоходца витает над тросом, верили тоже немногие; а вот в то, что канатоходец был совершенно необыкновенным человеком, — верили все. А когда я наконец рассказал всю правду о происшедшем, то мне сперва не поверил никто и меня чуть было не прогнали с площади как обманщика, и если этого не случилось, то лишь потому, что я обладал теперь неотразимой силой убеждения, — люди верили мне, ибо я и сам на время безраздельно подчинился этому вздору. Так удалось мне наконец, после немалых усилий, убедительно представить истинное положение дел и избавить людей от власти нелепицы.