Трижды судьба

— Последний временной срез проведен нами тридцать земных лет назад, — непоколебимо продолжал он. — Открытие субтронных сил дало миру энергию космоса. Вследствие этого правительство мира встало перед тремя различными возможностями: скрыть изобретение и устранить изобретателя, использовать открытие в своих собственных целях или поставить открытие на службу обществу. В последнем случае возникает явная опасность: почти любой человек или по меньшей мере маленькая группа людей может в результате различных обстоятельств сосредоточить в руках силу, способную разрушить весь мир. Учитывая природные условия, можно реализовать только одну из перечисленных возможностей. Земле дается лишь один шанс на выбор. С нашим вмешательством можно реализовать все три возможности. Даже нескольких лет постоянного наблюдения достаточно для доказательства, что третья вероятность, то есть опубликование открытия о субтронных силах, была правильной. Оба других мира, которые развивались иным путем, к этому времени уже имели налицо факты, свидетельствующие об ошибочном выборе их пути развития.

— Да, другие миры, — с горечью подтвердил Октав. — Как много их уже было, Прим? Как много, помнишь, с самого начала?

— Но ведь мы же стремимся к сотворению самого наилучшего из миров, поэтому, естественно, вынуждены создавать и плохие, — терпеливо разъяснил Прим.

— Да, конечно, миры ужаса, которые никогда бы не возникли, если бы вы не стремились попробовать исчерпать все возможности человеческого духа — как добрые, так и злые. И без вашего вмешательства людям удалось бы построить свой прекрасный мир — без привлечения всех этих ужасных вариантов.

— Не хочешь ли ты сказать, что мы должны прекратить свое вмешательство и пустить все на самотек? — раздраженно спросил Прим. — Неужели нам нужно смириться с ролью фаталистов? Нам, мастерам судьбы?

— И далее, — продолжал Октав, не обращая внимания на возражения Прима. — После того как вы создали эти ужасные миры, где люди тоскуют по отнятому у них счастью, вы эти миры просто уничтожаете.

— Естественно! — уже сердито ответил Прим. — Если у нас появляется уверенность, что эти миры не отвечают желаемому, мы прекращаем их жалкое существование.

— Да, — с еще большей горячностью возразил Октав. — Ненужных котят просто топят. Ваша благосклонность распространяется только на один-единственный мир, остальные же без всяких церемоний заталкиваются в пакет для отходов.

— Но это же подлинный акт милосердия, — возразил Прим. — Нет ни горя, ни боли — только внезапное прекращение жизни — как стирание ненужного мазка кисти художника.

Но Октав не думал сдаваться. Наконец-то прорвались наружу все накопившиеся в нем сомнения относительно затей этих существ, так много возомнивших о себе. Его изобличительные речи, передаваемые импульсами, проносились сквозь тьму, рассекая ее, как удары кнута.

— Кто же вы такие, что можете утверждать, будто внезапное стирание не причиняет никакой боли? О, пусть это призрачные миры, результаты экспериментальных ошибок, они же не играют для вас никакой роли, а раз они результат неудачи — они должны быть устранены, поскольку нельзя вынести их молчаливого обвинения. Будто люди этих призрачных миров не имеют такого же права на будущее, как и человечество мира главного ствола. Какое же преступление совершили эти несчастные, не считая, конечно, что, возможно, они идут неверным путем? Причем вы же сами признаетесь, что все стоят перед таким же выбором. Какая разница между миром главного ствола и мирами ответвлений, не считая того факта, что вы больше заботитесь о будущем мира главного ствола? Я хочу обратить ваше внимание еще вот на что: вы настолько благосклонны к своему миру, миру главного ствола, что остальные рассматриваете только как гипотетические. Но они так же реальны, до мельчайших подробностей.

— Они же больше не существуют, — свирепо возразил Прим. — Очевидно, твои постоянные контакты с миром сузили твой кругозор и смутили дух. Ты встал на сторону миров, которых вообще больше нет.