Тризна

Не вставая с постели, он дотянулся до телефона. Он знал, что для Галки, как и для всех женщин, интонация важнее слов, но и слова у него были не пустые, он по себе знал, что расчесывать раны, лелеять месть очень приятное занятие, но простить и забыть – это исцеление. Так что нужно, не пускаясь в разборки, кто в чем прав и в чем неправ, просто сказать: «Галочка, прости меня, дурака. Я вовсе не мужик, а идиот. Будь я настоящий мужик, я бы никогда не стал сердиться на обманутое жизнью чудесное создание, а выполнял бы все его детские капризы и улыбался каждой его улыбке».

Да нет, это слишком вычурно: она расцветет, чуть лишь просто услышит нежность в его голосе, а нежности в его душе давненько столько не собиралось.

– Галочка, привет!

Молчание. И незнакомый, но очень строгий женский голос:

– Здравствуйте, вы Олег?

– Да, а с кем, простите…

– Я ее подруга. Она мне много про вас рассказывала. Галя вчера вечером перерезала себе вены.

………………………………………………………………….

– Але, вы меня слушаете?

– Да, да.

– Но я как почувствовала, часов уже около двенадцати ей вдруг позвонила – как будто что-то толкнуло, я ей никогда так поздно не звонила. И по голосу сразу все поняла…

– Так она жива или…

– Она в реанимации. В клинике Скорой помощи.

Что новая жизнь принесла – такси прибыло через десять минут.

Зато она же, среди прочих ненужностей, нафаршировала город еще и автомобилями, – от светофора до светофора такси ползло по полчаса. И над каждым следующим небо становилось все темнее, а под каждым следующим кружилось все больше снежинок – то кроваво-красных, запретных, то зеленых, как тогда в тундре в зеленых волнах полярного сияния. А когда они ползли мимо Волковского кладбища, его ужасные советские оградки были уже едва различимы в снежной круговерти.

Гигантский холодильник клиники в шевелящемся молоке был тоже почти неразличим – все это до такого одурения напоминало тот буран в тундре, после которого его оттирала Галка, что, карабкаясь и оскользаясь на бесконечном крыльце, он невольно высматривал сквозь прищуренные от ранящих ледяных кристалликов веки, не выбежит ли она ему навстречу в своих резиновых сапожках и ватничке поверх светлой ночнушки.

Но Галки не было. Теперь настала его очередь ее спасать.

«И запомни, запомни: больше никакого равноправия! Только терпение и доброта, терпение и доброта, терпение и доброта! Ты запомнил наконец, идиот?!»

2019