Тризна по князю Рюрику. Кровь за кровь! (сборник)

Ултен тоже следил за схваткой. Переступал с ноги на ногу, тянул шею, чтобы ничего не пропустить. Переживал. Ему казалось, будто собственной шкурой чувствует каждый удар белозёрцев. Руки буквально чесались от желания схватиться за дрын. Прежде миролюбивый кульдей подобных чаяний за собой не замечал, это несколько седьмиц бок о бок с воинами заставили озвереть.

Ловчан снова переменился — попёр на Ласку по-простому, в лоб. Тот не успел увернуться, принял удар щит в щит, пошатнулся. Алодьский дружинник пригнулся, шлёпнул противника плашмя мечом по ляжке, вложив в удар не слишком много силы. Но и этого оказалось достаточно, чтобы Ласка не удержал равновесия и растянулся на земле. И хотя Ловчан отошёл, давая тому возможность подняться и изготовиться к продолжению схватки, Ласка сказал:

— Сдаюсь!

Его решение поддержала толпа. Даже сам Полат, кажется, кивнул.

Ловчан развернулся в поисках «довеска», но тот не спешил нападать. Кажется, Спевка вообще ничего не замечал, сосредоточенно наблюдая за Розмичем.

Борята с противником по большей части рубили воздух. Когда клинки всё-таки встречались, звенело так, что уши закладывало. Оба вспотели сильней, чем жеребцы после многочасовой скачки, — ещё немного, и пену ронять начнут.

Спевка несколько раз налетал на Розмича то слева, то справа. Каждый раз с одинаковым успехом. Наконец решился напасть со спины. В конце концов, в настоящей битве враг не ждёт окончания поединка!

Ловчан не успевал перехватить щенка. Он даже крикнуть не успевал.

Доля мгновенья растянулась на годы: вот Спевка делает первый шаг, второй, третий. Рука поднимается, занося смертоносное лезвие над головой. Клинок медленно устремляется вниз, движение сливается с последним шагом молодого дружинника. Одновременно — Розмич пятится от напирающего Боряты, сам подставляет шею под удар.

Его спас рывок Боряты. Белозёрец так наскочил на Розмича, что свалил-таки противника с ног. Вместо шеи алодьского дружинника меч Спевки скользнул по броне силача, чуть вспорол кожу. В следующий миг Спевка уже молотил ногами воздух, а Борята, ухвативший бедолагу за грудки, пытался подобрать достойное ругательство.

Схватку прервал громогласный оклик князя:

— Довольно! А то все передерётесь!

Глава 2

У костра собрались лучшие воины Белозера. С мальчишеским восторгом обсуждали схватку. Изредка вскакивали, чтобы повторить те или иные удары. Спорили.

На вертелах истекали жиром тушки глухарей и один, невесть кем изловленный, уже разделанный на лакомые кусочки заяц.

В котелках бурлила аппетитная каша, норовя перевалиться через край. Стряпчему тоже не до ужина, спор занимательней! Вкусные запахи, витавшие над костром, дружинников не трогали, будто недавнее зрелище полностью утолило голод.

А вот малый бочонок хмельного мёда, которым разжились в последней деревушке, почти опустел.

Молодые и не слишком удачливые воины, оттеснённые к другим кострам, косились на эту роскошь, сглатывая слюнки. Они тоже обсуждали, тоже спорили и отчаянно мечтали высказать слова восхищения Розмичу с Ловчаном. Но тех не отпускали. Усадив на лучшие места, щедро поили мёдом.

— Ну ты, брат, силён! — воскликнул Борята, в который раз хлопнул Розмича по плечу.

Тот сцепил зубы, заметно побледнел, но промолчал. Всё-таки в схватке принял добрую сотню ударов, и рука, мягко говоря, отваливалась. Кости и суставы норовили рассыпаться в пыль.

— Как ты меня по рёбрам-то! — продолжал радоваться Борята. — А как удар держал? Да я ежели вот так бью, — он замахнулся, будто рядом есть те, кто не знает, каково это — рубануть сплеча, — то проще голову подставить, чем меч!

Розмич молчаливо кивнул. В чём-чём, а в этом был полностью с Борятой согласен. Если бы самому чуть меньше жить хотелось, тоже голову бы подставил, потому как удержать удар белозёрца неимоверно тяжело. Жилы едва не порвал.

— А насчёт княжьего слова — не горюй! Ну и прервал схватку, и что? Я всё равно сдаться хотел. И сдался бы, коли Спевка не выпрыгнул. Нет, ну это же надо додуматься! Со спины напасть!

— Он сделал, как в обычной сече поступают, — зачем-то заступился Розмич.

Голос Боряты едва не оглушил:

— Так тут же не сеча! Жизнь от выигрыша не зависит!

Ласка и Ловчан сидели рядом. Оба непривычно тихие. У первого глаз от усталости слипался, второй держался чуть бодрее. От ора Боряты Ласка встрепенулся, сказал:

— Это нам позор. Не научили щенка жить в правде.

— Ха! — отозвался громила. — Да чему тут учить-то? Разуменье — проще некуда! Со спины только тати нападают! А ежели ты дружинник, то будь добр честь свою блюсти!

— Спевка ранний, горячий, что с него взять? — буркнул Розмич.

Борята прищурился, глянул осуждающе.

— Своих сорванцов такому, поди, не учишь. А нашего оправдываешь!

Розмич хотел было возразить, объяснить, что в Алоди всё иначе. На гостей не нападают, над послами не смеются, оружие при входе в княжий терем не отбирают, и вообще… В Алоди не может случиться и половины того, что в Белозере считается само собой разумеющимся. Потому и вразумлять не надо — ни одному воину и в голову не придёт со спины кинуться. Но вслух сказал миролюбивое: