Тризна по женщине

— Не так-то просто вдруг взять да исчезнуть.

— В темноте-то? Я уверен, что у тебя это получится.

— Ну и что будет дальше?

— Когда он вернется в дом сам не свой от страха, королева будет мертва.

— Что? — Арлетта зажимает рукой крик.

— Я ее убью. Задушу. Ей много не нужно. Тогда будет надежда, что Хальвдан сделает так, как ему велел могильный житель — положит в курган мужчину. Кто ему помешает солгать: мы договорились об этом в последний вечер перед ее смертью, он скажет.

— А если он что-нибудь заподозрит?

— Мы с Одни убежим. Ему все равно может прийти в голову убить ее, даже если в курган положат другого человека.

— Он пошлет за тобой погоню.

— Пускай. Пойми, Арлетта: могильный житель не хочет, чтобы к нему клали Одни! Это может подействовать! Вдруг Хальвдан даст нам уйти! — Хеминг повышает голос, он обнимает Арлетту за плечи, и она обещает помочь ему.

— Вы оба молодые и сильные, — говорит она. — Я сделаю, что могу.

— Это может подействовать, Арлетта! Я ненавижу его птиц! — вдруг кричит он.

— В этом ты прав, — говорит она.

Они расстаются, но сначала он прижимает к себе голову Арлетты и целует ее.

В тот день он уходит и долго бродит по лесу, он не может успокоиться и без конца спрашивает себя: уж не сон ли это, неужели нам действительно удастся бежать из Усеберга? А если не удастся и нас обоих убьют, это все равно лучше, чем потерять Одни. Хальвдан скуп, если я убегу, он ни за что не убьет шесть человек, как распорядилась королева.

Потом Хеминг идет к Одни.

Она моет девочку, укладывает ее, и девочка засыпает, Хеминг шепотом излагает Одни свой замысел.

Она спрашивает:

— А девочку мы возьмем с собой?

— Девочку? Нет, с ребенком бежать нельзя!

— Тогда я не хочу.

— Одни, пойми же, нам и так придется очень трудно, а девочке здесь будет хорошо, может, когда-нибудь потом мы заберем ее к себе.

— Без нее я никуда не побегу.

Она исполнена силы, против которой у него нет средств. И вдруг он понимает — это была только мечта, последняя мечта, он наклоняется и целует Одни. Она тверже, чем он. Ему хочется что-нибудь сказать ей.

— Спасибо, Одни.

Все кончено.

Хеминг идет к Арлетте и говорит, что ничего не получится.

Он убедился, что ему не справиться с королевой.

На рассвете королева умирает.

Раннее утро. На склонах еще лежит туман. Он смешивается с дымом десяти огромных костров, разожженных на холмах вокруг Усеберга. Красные языки пламени вырываются будто из пасти чудовищ, которые окружили кольцом дома и людей. У каждого костра стоят по два воина с обнаженными мечами. На болотах и на горном кряже тоже выставлены дозоры. На выгоне пасутся кони. Скоро их зарежут и положат в курган. Несколько стреноженных быков протяжно мычат. Шерсть у них влажная от моросившего ночью дождя, им уже мало радости от прибитой инеем травы.

Появляется шествие, во главе — сын королевы Хальвдан, сегодня на нем белая безрукавка до колен, в вырезе видна глаженая рубаха. Хальвдан без оружия; держась очень прямо, он идет еще более мелким шагом, чем обычно. Отекшее лицо, тяжелый, непроницаемый взгляд, не открывающий, что у него на уме. За ним идут ближайшие родичи, в основном старые мужчины. Потом две женщины, которые размахивают факелами. И наконец четверо воинов с носилками. Видно, что носилки нетяжелые, королева легко покоится на них. Она очень худа. Голова закрыта покрывалом.

Воины ставят носилки на землю. Они пошли полпути, спускаясь от усадьбы к кургану. Носилки стоят наклонно. Воины несли королеву головой вперед. Теперь голова ниже ног. Один из воинов тихонько ворчит. Другой говорит:

— Давай развернем носилки, чтобы голова была выше.

Они спорят, Хальвдан оборачивается, он раздражен. Старик родич громко бранится. Воины пытаются поставить носилки поперек тропы и чуть их не опрокидывают. Никто не подумал заранее о том, что обряд будет происходить на крутом склоне. К счастью, к ним, прихрамывая, подбегает старый Бьернар. Волосы у него нынче причесаны, да и ту часть лица, что не скрыта бородой, он, наверное, вымыл. В руках у Бьернара деревянный чурбак. Он подставляет его под нижнюю часть носилок. Теперь они стоят прямо.

Подходит Гюрд, сегодня голова у нее покрыта плотным темным платком. Ее сразу не узнаешь. В руке у Гюрд ножницы. Перед покойной королевой она срывает с головы платок и бросает его. Одна из девушек, идущих следом, успевает подхватить его, чтобы он не упал в ручей. Это добрый знак, и над шествием поднимается удовлетворительный гул. Гюрд кланяется королеве. Снимает с нее льняное покрывало.

Теперь нам видно лицо покойной: орлиный нос гордо выделяется на истаявшем лике, тонкие губы крепко сжаты — даже сейчас королева не намерена подчиняться чужой воле. Гюрд снимает с нее верхнее меховое покрывало. Под нижним угадываются очертания тела покойницы. Гюрд снимает нижнее покрывало. Королева лежит в полотняной рубахе, старая, изможденная

— кожа да кости, ощипанная птица, которая, однако, выглядит так, будто может взлететь. Гюрд делает шаг в сторону.