Тризна по женщине

Только когда же вылить ее на тебя?

Я спрятал бочонок, обмазав его сверху кровью, чтобы обмануть тех, кто следит за мной. Я хотел прийти к тебе ночью, когда тебя уже положат в курган и в Усеберге будет шуметь праздник. И вдруг эта беда с Эйнриде. Все заняты им.

Я один занят тобой.

И, вылив на тебя свое варево, бегу, чтобы помочь Эйнриде.

Никто не заметил меня. Мое проклятие последует теперь за тобой: в царстве мертвых твоя власть будет ничтожна, и моя месть настигнет тебя там.

Прощай, королева! Не знаю, кто из нас победил, ты или я. Лишь одна мысль тревожит меня сейчас: если царство мертвых действительно существует, правда ли, что похлебка из собачины несет в себе проклятье? Как бы там ни было, я сумел запятнать тебя.

Но может, я сам запятнан?

Из капища спускаются юноши, они несут головы Одина и Тора. Их обнаженные по пояс тела намазаны кровью. Кажется, будто кожа у них в красных пятнах, на длинных волосах висят капли крови. За юношами идут девушки в светлых одеждах. На них богатые украшения. Девушки тоже обрызганы кровью, только не так сильно. Жрец встретил их на полпути и теперь ступает впереди них. Они идут к носилкам, на которых лежит королева. Толпа вокруг кургана расступается перед ними. Девушки негромко поют. В их песне необъяснимая страстная сила, она волнует людей. Даже у меня учащается дыхание, а старик, стоящий рядом со мной, начинает притоптывать ногой.

Я знаю, что Арлетта встретила их у болота и поднесла юношам крепкий напиток. Это мед, а что в нем еще, известно только ей. Девушки тоже выпили свое. Они слабее юношей, и, наверно, Арлетта разбавила их питье кислым молоком. Одна из девушек обнажает грудь. Она захмелела, кричит, и в лице у нее появилась грубость, какой я прежде не видел в женских лицах. Губы словно застыли. И из них рвется ни на что не похожий громкий протяжный крик, монотонный и бесконеный. А юноши несут свою ношу. Они несут богов, точно простые бревна, пыхтят от тяжести, однако сохраняют невозмутимое, каменное спокойствие. И впереди всех идет жрец.

Жрец тоже выпил, он шатается, но не поет, а говорит нараспев: должно быть, это древняя песнь Одина, которую он все-таки заставил себя вспомнить. Он идет неуверенно, словно нащупывает правильный путь. Иногда сворачивает в сторону, но потом возвращается и разгоняет мешающих ему людей. Они разбегаются, карабкаясь по склону. За спиной у жреца юноши поднимают Одина и Тора к облакам, которые ветер гонит с моря.

Юноши и девушки медленно приближаются к кургану. Вот и носилки. Шествие должно трижды обойти вокруг них. Тут же и Арлетта. Она разбрызгивает кровь. Сейчас жрец упадет плашмя, проползет несколько шагов, поднимется и снова упадет. На коленях он подползет к покойнице, встанет и почтительно коснется языком ее мертвого лба. И Арлетта обрызгает их обоих кровью.

Неожиданно слышится голос:

— У жреца на животе овчина!..

Это старый родич покойной королевы, он только вчера приехал из Борре. Скоро и его черед ложиться в курган. Он очень стар, борода наполовину скрывает его лицо. Голос у него тонкий, словно ослабевший северный ветер, но в нем звучит такой ледяной холод, что все мы невольно вздрагиваем. Его слова слышат лишь стоящие рядом.

— У жреца на животе овчина!..

Мы знаем, что у жреца болит живот, он часто стонет и кричит по ночам. На животе у него большой вздувшийся бугор, который причиняет ему много страданий. Жрец и обвязал живот куском овчины, чтобы предохранить больное место, когда ему придется падать на землю.

Но старик из Борре не сдается. Он показывает на овчину и снова пищит:

— Он оскорбляет покойницу! У него на животе овчина!

Происходит нечто некрасивое и непристойное. Жрец хватается руками за больное место и стонет. Но Хальвдан в раздражении машет ему рукой. Это означает: снимай овчину! Жрец подчиняется и сбрасывает свою повязку.

Все видят красный бугор у него на животе. Жрец ведет шествие дальше, к носилкам, и обходит вокруг них. Падает на землю.

Встает, шатаясь, подходит к королеве. Прикасается языком к ее мертвому лбу.

В это мгновение Арлетта брызгает на них кровью.

И я, гость из неведомого, думаю: разбавил он эту кровь водой или нет?