Тризна по женщине

Я уже отдала приказание. Если со мной что-то случится, ее отвезут на шхеру и оставят там ждать прилива…

— Ха-ха! Ты думал, я только вчера родилась?

Где ремешок, что ты подсунул Отте? Сегодня ночью я долго не могла заснуть. И поняла, что тогда, в капище, ты хотел меня задушить.

На рассвете ко мне приходил один человек, и я расспросила его об этом. Его не назовешь твоим лучшим другом, Хеминг.

Но я умею молчать о том, что знаю. И я возьму с собой только одного человека.

Ты понимаешь, что мое решение бесповоротно?

Голос у королевы Усеберга совсем слабый, но она хорошо знает, что ей нужно.

— Я тебе еще не все сказала, Хеминг. Может, ты думаешь, что ее убьет Арлетта? Это было бы слишком милосердно. Нет, ты сам…

— Ну, чего вскочил? Или ты не мужчина? Разве тебе трудно убить человека? Я уже все решила и больше не собираюсь менять свое решение. Если я возьму с собой столько людей, сколько хотела сначала, пострадают моя усадьба и мои родичи. А сжечь все дома вместе с людьми я просила тебя только в шутку — ты верно так это и понял. Ты сам убьешь ее в мою честь, и это прославит меня, как я того хочу.

Хеминг не упал, но он весь дрожит и шарит в мешке, висящем на поясе, если он ищет нож, то делает это не спеша. Она не спускает глаз с его руки. Он вытаскивает кусок смолы и начинает жевать, и вдруг его рвет, он не успевает даже нагнуться над очагом, в котором горит слабый огонь. Лицо его из белого становится желтым.

— Во многом я не могу помешать тебе, — медленно говорит он. — Не могу помешать тебе получить ее жизнь. Но если я взамен предложу тебе свою?

Она качает головой.

Он медленно продолжает:

— Почему бы тебе не оставить Одни ее жизнь и не взять мою? Разве тебе этого мало? Подумай, ведь я сын того человека, которого — я знаю, ты сама говорила об этом, — ты любила когда-то в молодости. Его единственного, сказала ты однажды. Почему бы тебе не взять в курган его сына? Неужели ты не веришь, что слух об этом прославит тебя и надолго сохранит память о тебе?

В его голосе и в глазах — мольба.

Она только качает головой.

— Тогда убей нас обоих!

— Ты не понимаешь, — устало говорит она. — Как же я тогда заставлю тебя страдать?

— А кто помешает мне умереть раньше тебя? — говорит он. — Слышишь? Никто не в силах заставить меня убить ее, потому что никто, даже ты, не может помешать мне умереть раньше тебя. И тогда… если вы и убьете Одни, она умрет с радостью, потому что меня уже не будет в живых.

Королева улыбается и качает головой.

— Ты еще ребенок, — говорит она. — Мой сын Хальвдан был здесь до тебя. И я распорядилась так: либо Хеминг покорится моей воле и собственноручно убьет Одни, либо, если он лишит себя жизни, чтобы не убивать ее, мы принесем в жертву еще троих мужчин и троих женщин.

Как думаешь, из-за кого тогда погибнут эти шестеро? Из-за тебя, Хеминг! А Одни умрет в любом случае.

Королева беззвучно смеется, у нее тонкие и бескровные губы, беззубый рот кажется неестественно большим на ее старом лице.

— Ты видел, как хоронят в курганах? Сначала в курган кладут покойника. Потом женщину, которую приносят в жертву, раздевают донага. Помощник смерти дает ей особый напиток. Они вместе поют. Потом являются воины. Они заходят за загородку из жердей и там по очереди обладают той женщиной, которую ждет нож. Все это произойдет на твоих глазах.

А потом ты убьешь ее.

Не помощница смерти Арлетта, нет, ты сам, Хеминг. А не то еще шестеро последуют за мной в курган.

Ну как, хочется ли тебе теперь увидеть меня мертвой? Ведь ты так стремился лишить меня жизни?

Они пристально смотрят в глаза друг другу.

И он отводит взгляд.

Викинг, ходивший на запад, был робок и неуклюж. Каждое утро он маялся с похмелья и плохо понимал, что делает. Он мог приказать своим людям оседлать коней и поехать на север страны, чтобы спалить там усадьбу какого-нибудь мелкого конунга. В том-то и была его сила, что он не отдавал себе отчета в своих поступках. Именно это позволяло ему действовать решительно, что на свой вообще-то был неспособен. Хеминг понимал, что на свой туповатый лад Хальвдан, пожалуй, умен, но насколько? Хальвдан мгновенно схватывал чужую мысль и умел следить за ней. Однако для сына королевы ему не хватало гордости. Он спокойно сносил оскорбления. Легко, без малейшего колебания, менял свое мнение. И даже не замечал этого. В своей скупости он таил от людей и богатства своего ума. Ума, который подсказывал ему его осторожный образ действий. Ума, благодаря которому он спокойно отступал, не впадая в отчаяние из-за поражений. Ума, благодаря которому его владения незаметно разрослись, они углубились в леса на севере и настолько расползлись по всему Уппленду, что уже и сам Хальвдан точно не знал, какими землями он там владеет.

Нынче он был настроен благодушно.