Трое

— Удовольствие не из приятных, но ничего не поделаешь! — произносит он вслух, представляя себя в роли гида, разводящего Марту по городу. И в то же самое время ему приятно думать о ней. Молодая, хорошая собой. Не лишена интересов. И, может быть… не стоит отказываться от того, что дарит нам сама жизнь.

За полчаса до прибытия поезда он садится на трамвай. На привокзальной площади покупает цветы. Всюду грязное снежное месиво, разбрызгиваемое проезжающими машинами. Снег быстро тает. Иван жалеет — хорошо, если бы задержался. А, может быть, высоко в горах выпало много снега! Что, если предложить Марте покататься на лыжах. Или на субботу и воскресенье поехать в горы Рилы. Для нее это будет большим удовольствием. Наверное, будет чувствовать себя несчастной, что Гималаи не в Болгарии. Но наверняка будет вне себя от бешенства, если он поведет ее в какой-нибудь ресторан или в другое место, куда идут все. Она скорее предпочла бы простоять двадцать четыре часа на вершине Черни-врых на одной ноге…

Постепенно перрон заполняется встречающими. Настроение у всех веселое.

А вот и поезд. Бегун, прибывающий к финишу с неизрасходованными силами. Пуф! Паф! Облака пара! Милиционер никого не подпускает к вагонам до полной остановки поезда. И вот люди бросаются к четвертому пути.

Марта стоит у окна в предпоследнем вагоне и оглядывает перрон. Нет его? Что-то не видно! Вдруг — улыбка на розовых губах. Румянец на щеках.

Пока он приближается к вагону, она показывается в дверях, энергично расталкивая пассажиров. Одета в черное зимнее пальто с небольшим изящным воротником. Выделяется лицо — нежное, прелестное. Она прикрывает веки и бросается к нему.

Иван принимает чемодан, а потом и саму ее. Теперь она ему кажется совсем маленькой. Куклой. Волосы золотом струятся на черном фоне плеч. Он их подергивает.

— Ну, — говорит Иван, по-настоящему счастливый, — с приездом! — и целует тянущиеся к нему теплые губы.

Марта хватает его руку и чуть ли не повисает на ней.

— Выздоровел! — смеется она, обнажая свои жемчужные зубы.

— Выздоровел! — подтверждает Иван, бросая беглый взгляд вокруг и думает, что Марта всегда умеет выглядеть красивой.

Она неожиданно останавливается и вызывающе критическим взглядом разглядывает его с головы до ног.

— Ох! — восклицает она. — Ты похож на страхового агента! Что это за старомодная одежда! Еще и плащ надел!

Иван объясняет ей, что никогда не любил пальто. Давит на плечи, и чувствуешь себя, словно в футляре. Хотя так холоднее, но зато легко.

— Да, конечно, — говорит Марта. — Для тебя даже тепло — обуза!

Иван не утруждает себя разгадыванием смысла ее слов. Ему давно известна способность женщин ставить знак равенства между несравнимыми вещами и делать самые невероятные обобщения.

Подумал, что из учтивости ему следует спросить ее, когда она выехала, как чувствовала себя в дороге, что нового в ее жизни и в городке и т. п. Все это кажется ему, однако, большим расточительством. Поэтому он ограничивается тем, что спрашивает:

— Ну, как у вас?

Ничто не может ее обидеть больше этого. Она сразу же отпускает его руку. Но кроткое, невинное выражение его лица обезоруживает ее, и она только бросает:

— Там у нас ничего!

Иван поправляет свою ошибку лишь одним движением — сам подхватывает ее руку. Таким образом, недоразумение ликвидируется.

— Ни слова мне не написал! — с необыкновенной мягкостью в голосе говорит она, когда они пересекают привокзальную площадь.

— Правда! — соглашается он, не имея ни малейшего намерения оправдываться.

Марта смеется.

— Так и быть, прощаю тебе, потому что пришел меня встретить! — шепчет она ему голосом, показывающим, что в ней ничто не изменилось. — Ужасно боялась, что можешь не прийти!

— Ужасно!

— Да! — она смотрит на него нежным взглядом. — Я еще больше тебя люблю!

Самым странным в их взаимоотношениях было то, что она никогда не называла его по имени, словно у него не было имени. Причина этого заключалась в том, что ни его имя, ни фамилия, ни отчество, как и их производные — уменьшительные и прозвище ей не нравились. Очень уж обыкновенные были все они.

Это тоже казалось Ивану не вяжущимся с ее любовью к нему.

И теперь, слушая ее последние слова, он понимает, что должен сказать ей что-нибудь приятное, задушевное, милое. Однако и теперь, как и прежде, он не находит, что ей сказать.

Ей достаточно его улыбки…

В трамвае, прильнув лбом к окну, она долго смотрит да улицу.

Иван думает — такое состояние ей необходимо не потому, что ее интересует происходящее на улице, а потому, что это «особенное» состояние. Он оставляет ее любоваться собой.

— Люди, люди, люди! — громко говорит она. — Как странно, что на свете так много разных лиц! И все эти люди вышли откуда-то, все имеют дом, близких, пережили что-нибудь, идут различными дорогами… и не знакомы друг с другом…

— Ты словно в самом деле путешествуешь в космосе! — прерывает он ее. — Оставь людей! Повернись сюда!

Марта поворачивает голову. Теперь он смотрит на нее против света, лицо подернуто тенью, и глаза снова раскрывают всю свою бездну — глубокую, полную таинственного мрака и неизвестности.

Она молчит.