Трое

Октябрь 2000

Нина ходит по овощному отделу супермаркета, выбирает и взвешивает красные яблоки, которые любит Эмманюэль, хрустящие, сладкие, экологичные. Кто-то кладет руку ей на плечо. Она в этот момент не думает о том, как сбежит, спасется, покончит с этой жизнью. Выхода нет, но нужно успеть до того, как муж заявится в дом с малышом. Эмманюэль на все способен, он может и украсть ребенка. Нина поняла, что дело не в желании обзавестись наследником, он жаждет запереть ее. Будет ребенок – она не уйдет. У нее кружится голова, к горлу подступает тошнота. За завтраком, еще раньше обычного, она выпила три бокала вина, чтобы накачаться до бесчувствия. Вчерашний день оказался невыносимым.

Лион. Этьен, разозлившийся на то, что она прочла письмо Клотильды, и бросивший ее одну в кафе. Увольнение кухарки. Усыновление. «Мел»…

В тележке, под двумя упаковками копченой семги в вакууме, лежат две бутылки виски. Вкупе со снотворным получится отличная этиловая кома, из которой не выходят.

Она воссоединится с дедом на фамильном участке семьи Бо.

У Адриена с Этьеном, которые ее бросили, будут те еще лица на похоронах! Они пожалеют…

Или нет. Для них Нина – часть прошлого.

В конечном итоге важны друзья, появившиеся после, а не соученики по коллежу и лицею.

Она несколько раз набирала номер Этьена, но он не пожелал с ней говорить.

Адриен? Разве можно простить его? А себя? Путь назад закрыт.

Кто перестал быть другом, и не был им.

Мое сердце все сильнее чувствует боль.

Да, пора уходить.

Угроза оказаться в психушке очень даже реальна. Она деградирует, запереть ее будет легко, за Эмманюэлем не заржавеет. Он предпочтет, чтобы ее накачивали лекарствами, но на свободу не отпустит.

Что бы она ни придумала, от мужа не ускользнуть.

В голове у Нины полный сумбур. Утром она вернулась к роману и дочитала на едином дыхании, выплакав остатки слез. Потом позвонил Маню и спросил:

– Ты говорила с Натали? Извинилась?

– Нет.

– Звони немедленно.

– Ладно…

Кухарка сразу сняла трубку.

– Здравствуйте, Натали. Это Нина. Простите за вчерашний вечер. Все дело в гормонах… Они выбивают меня из колеи… Мне правда жаль. Прошу вас, возвращайтесь. Вы нам нужны.

Она услышала ликование в молчании собеседницы.

И теперь, стоя у весов и пытаясь понять, сколько стоят Pink Lady[161], она чувствует бездну отчаяния и не сразу отзывается на прикосновение. Женщина, должно быть, окликнула ее несколько раз и в конце концов решилась привлечь внимание жестом.

– Это вы?

Нина вздрагивает.

– Что?

– Да, я уверена, это вы… Я вас узнала.

Женщина сияет. Ей лет шестьдесят, она в черных легинсах (странный выбор при такой-то фигуре!), верх от спортивного костюма в ромбах кричащих цветов. Весит незнакомка не меньше восьмидесяти килограмм. Волосы – их давно пора покрасить! – стянуты розовой резинкой. А зубы белые и ровные, кожа матовая, в глазах прыгают озорные чертики.

Тележка незнакомки доверху нагружена коробками питания для Бобиков и Мурзиков.

– Как вы нашли это письмо?

Пол уходит из-под ног.

– Не понимаю, – бормочет Нина.

– Вы приходили в приют три недели назад…

Конечно, это она. Она написала анонимное письмо и разоблачила жестокую хозяйку пса. Это было накануне ее отъезда в Париж. Нине плохо, и незнакомка хватает ее за руку.

– Пойдемте выпьем кофе.

Тон мягкий, но решительный, отказа она не примет, и Нина подчиняется, хотя ничего не понимает. Она уверена, что тем вечером в приюте никого не было. Они идут к кассам, расплачиваются – каждая за свои покупки, и женщина никак не комментирует бутылки на ленте транспортера. Только улыбается – открыто, без подвоха.

Они сидят в маленьком кафетерии, рядом с игровым автоматом, на экране которого высветилась надпись: НЕ РАБОТАЕТ.

– А теперь расскажите, как вы нашли это письмо.

Нина не отвечает. Ей нужно вернуться домой раньше мужа, пора отделаться от этой добродушной толстухи.

– Сколько вам лет? – не отстает тетка.

– Двадцать четыре.

– У вас вся жизнь впереди.

– …

– Я Элиана, но все зовут меня Лили.

– Как в песне Пьера Перре…[162]

Нина не понимает, почему вдруг вспомнила этого

певца.

– Нет, – возражает женщина, – о Лили пел Филипп Шатель[163], а у Пьера Перре был «Мой маленький волк».

Успокойся, мой волчонок.
Такова жизнь, но ты не плачь.
Забудь об этих засранцах…
Умоляю тебя, мой волчонок[164]

.

Нина заливается слезами, закрыв лицо ладонями. Однажды утром она услышала, как дед подпевает радио. Он, слушавший только пластинки жены. Ее это ужасно удивило, но она не осмелилась спросить, почему Пьер выучил песенку наизусть.

Лили подозвала официанта.

– Принесите нам два бокала взбадривающего и кофе.

– Чем хотите взбодриться?

– Тем, что приведет мозги в порядок.

Лили смотрит на Нину.

– По-моему, дела у вас не очень хороши, милая.

– Откуда вы знаете, что письмо… это я?