Трое

Я уже пять минут изумленно пялюсь на два плаката на стене, рядом с ростомером, и пытаюсь понять их смысл. Мальчик и девочка предпубертатного периода изображены во всех деталях, всем частям тела даны названия. Одинаковые. Пищеварительный тракт, печень, почки, желудок, руки, ноги, ступни, сердце. Названия разнятся только внизу живота. Я не без труда прочитываю слова «половые органы» и понятия не имею, что они означают.

Ошеломленный этими картинками, я выпускаю мой секрет из клетки – впервые в жизни.

– Я – девочка.

– В каком смысле? – спрашивает мужчина, сосредоточенный на своем тонометре.

– Я – девочка.

Врач сдвигает мохнатые брови и сразу становится похож на благодушного лешего, а потом на колдуна из тех, кто развлекает детей в цирке и на днях рождения, а меня пугает до икоты. Он не отвечает, кладет мне на лоб сухую ладонь.

– У тебя жар, ты бредишь, милый.

– Что значит «бредишь»?

– Что ты обезумел. Это признаки горячки.

Я хотел проглотить мой секрет, но последние слова вырвались сами собой. Когда задумываешь «пересилить» фразу, долго бывшую в плену, она пользуется моментом, чтобы обрести свободу.

– А когда исчезнет моя пиписка?

Он хватает меня за плечи. Причиняет мне боль. Кровь бросается ему в лицо. Доктор напоминает графин плохого красного вина.

– Кто забивает тебе голову подобной чепухой?

Я понимаю, что должен замуровать живущую во мне девочку. Окружить ее непроницаемой тишиной. И вру. Скрываю. Маскируюсь. Хохочу. Горло жжет нестерпимо.

– Никто. Один мальчик в школе говорил…

– О таких вещах нельзя даже шептаться! Родители сделали тебя маленьким мальчиком. Ты родился мальчиком и умрешь мальчиком. Не воображай ничего другого. Подобные мысли противоестественны.

– Что такое «противоестественны»?

– Они от лукавого… Ему нет хода в твою голову. Учись прилежно, а в свободное время занимайся спортом.

Врач возвращается за стол, выписывает мне рецепт на антибиотик, аспирин, спрей и пастилки для горла.

Я протягиваю ему чек, заранее заполненный моей матерью, и прощаюсь: «До свидания, мсье».

Больше я об этом не говорю.

Эмманюэль просыпается, говорит Нине, что должен завтра встать очень рано и ему мешает свет. Нина закрывает книгу и выключает лампу.

Ее трясет.

Да, она погасила свет – как люди, не желающие ничего видеть, закрывают ставни, запирают замки на два оборота.

Она прижимает книгу к груди, вдыхает ее запах. Она ищет между страницами Адриена, аромат кожи. Его или ее. Как вышло, что она не почувствовала, не догадалась?

Восемь лет они вместе ели, бродили, спали, принимали душ, делали домашние задания, плавали, пели. Созванивались каждый вечер перед сном. «Что делаешь? Что смотришь? О чем думаешь?.. Спокойного вечера, люблю тебя, до завтра».

– Почему ты вечно молчишь, Адриен?

– Мне хорошо, я слушаю тебя.