Трое

– Я похож на влюбленного? Не смеши меня… Если выдаются три свободных дня, я катаюсь на лыжах или занимаюсь серфингом, у меня есть море, горы тоже близко. Коллеги – симпатичные ребята… кофе вечно холодный, страх поселился в животе и не собирается съезжать, одного и того же маленького подонка приходится задерживать в конце каждого месяца, потому что тупица-судья, видите ли, решил дать ему последний шанс! Места преступления. Аресты. Бессонница. Такова моя жизнь.

– Ты уже искал Клотильду?

Этьен дернулся.

– А почему ты спрашиваешь?

– Помнишь, как дед хлестал меня по щекам в коллеже? Знаешь за что? Я воровала письма и читала их. Чужие письма.

– Конечно помню. И всегда удивлялся его поступку.

– Когда Пьер погиб, я почувствовала себя виноватой, думала, он погиб из-за меня… Считала аварию карой небесной.

– Ты же знаешь, я не верю во всю эту чушь.

– Знаю. Долгая история… В прошлом году я получила сумку, с которой в тот день был Пьер. Он не успел развезти почту. Никто не знал… Я все прочла, заклеила конверты и по вечерам бросала их в почтовые ящики… Пять лет спустя.

– Ты это серьезно?

Нина молча опустила глаза. Этьен был вовлечен в ложь чужих людей, она была частью его повседневности, и он понял, что Нина ничего не придумала. Да и зачем она стала бы сочинять подобную историю? Он вспомнил день, когда Пьер Бо вихрем ворвался на школьный двор и побил внучку. Его это потрясло. Он не сумел защитить Нину тогда, не может и сегодня – от мужа-психопата. Он спасает чужих, незнакомых людей, а подругу детства не может, будь оно все проклято!

– Среди конвертов было письмо для тебя. От Клотильды.

Этьен не понимал, как их мирная беседа вырулила на кошмар, и Нина заметила его растерянность и панику в глазах.

– Когда его отправили?

– 10 августа 1994-го. За два дня до дедулиной аварии.

С лица Этьена сошли краски.

– Но ты же его не читала?!

– Виновна, Ваша честь… В тот вечер, когда меня предал Адриен… Я была в ярости… Злилась на него, на тебя… И долго думала, отдавать тебе письмо или нет.

Нина протянула конверт Этьену, и он прочел его несколько раз в полной тишине, время от времени убивая подругу взглядом. Он стыдился, потому что была задета его гордость: до сих пор никто, кроме Адриена, не знал о беременности Клотильды.

– Знаешь, я мог бы арестовать тебя за воровство… – сказал он, убирая письмо в карман куртки. – За такое дают срок.

– Мне очень неудобно. И неприятно… Я больше никогда не буду…

Нина не закончила фразу. Этьен встал, бросил на стол деньги – за вино и твой бензин – и выскочил из кафе. Нина окликнула его, но он не оглянулся.

Одна в целом мире…

Нина нашла свою машину и вернулась домой.

Эмманюэль не спускал с нее глаз.

– Не пора ли за стол? Я проголодался, как хищный зверь. У Этьена все хорошо?

– Да, – ответила Нина, расчленяя запеканку.

– Я связался с бюро усыновления.

– Что ты сказал?

– Ты слышала…

Обычно к этому часу Нина успевала выпить несколько бокалов вина и могла кое-как выносить мужа, но сейчас она трезва, чего не случалось много лет.

– Ты начал процедуру, не поговорив со мной? С будущей матерью?

Произнеся слово «мать», Нина выплюнула пюре на стол – к вящему ужасу мужа. И своему собственному. Ей сразу стало ужасно стыдно, она схватила губку и начала собирать непрожеванную еду.

Ужасней всего было то, что ее одолевал смех.

– Ты пила? – поинтересовался Эмманюэль.

Вопрос только подхлестнул эмоции. Нина попыталась выговорить: «В кои веки – нет!» – но не сумела. Сложилась пополам на стуле и вспомнила слова Этьена: «Ну чистый Золя…» Диагноз беспощадный, но точный.

Она как будто смотрит на себя со стороны и видит женщину в роскошном интерьере, рядом муж – мечта всех женщин, она соскребает со столешницы пюре, потому что терпеть не может мясо, а вредная кухарка нарочно его готовит. И – венец абсурда – образцовый супруг затеял усыновление, даже не поставив ее в известность!

«Чистый Золя…»

Ей бы лить горючие слезы, а Нина реагирует прямо противоположным образом, и нервный смех отскакивает от чудесных гобеленов, украшающих стены дома, в котором она обитает, но не живет.

Появляется Натали. Ее лицо выражает осуждение, и Нина реагирует на прислугу как на удар тока.

«Какого черта она все еще здесь?!»

Ей трудно дышать, вот-вот начнется приступ астмы. Она больше не смеется и начинает орать на кухарку:

– Убирайтесь из дома! Я больше не хочу вас видеть! Вон!

Онемевшая от изумления Натали смотрит на Эмманюэля, не понимая, как реагировать.

– Нечего глазеть на моего мужа! Идите прочь, слышите?

Женщина выбегает, хватает с вешалки пальто и исчезает, хлопнув дверью.

– Что на тебя нашло? – изумляется Эмманюэль.

– Я не хочу и никогда не захочу ребенка. Я тебя обманула. И я не понимаю, как ты посмел затеять усыновление, не сказав мне ни слова!