Трое

Этьен открывает глаза.

– Клотильда исчезла, – сообщает ему мать. – Родители ужасно тревожатся, повсюду ее ищут… Они сказали, что у вас было свидание сегодня вечером.

48

25 декабря 2017

– Счастливого Рождества, Симона.

– Счастливого Рождества, малыш.

– Никто так меня не называл после смерти деда.

Симона улыбается и тут же возмущенно восклицает:

– Я велела тебе остаться сегодня дома!

– Не могла же я позволить вам управлять нашей маленькой общиной в одиночку.

– Я встретила мужчину… – сообщает Симона. – Он мне нравится…

Нина в изумлении. Она смотрит на коллегу с недоверием, словно та только что призналась в преступлении и указала место, где спрятала труп. Сдержанная, прелестная и элегантная Симона овдовела много лет назад, носит траур по погибшему сыну, и Нина почти забыла, что женщиной она быть не перестала.

– Вчера вечером мы праздновали. Он пригласил меня к себе, и… я осталась ночевать, – мечтательно улыбаясь, признается Симона.

– Гениально!

– Это точно… А я думала, что больше не гожусь для… таких вещей.

Нина кусает губы, чтобы не расхохотаться.

– Где вы познакомились?

– На танцах… Моя соседка каждое воскресенье отплясывает в муниципальном культурном центре. Под аккордеон. Ужас! Я предпочитаю Матье Шедида[113], то есть – М-. Знаешь, кто это?

– Конечно.

– Короче, бал для вдовых. С едой и танцполом под зеркальным шаром светильника. Соседка в прямом смысле слова вытащила меня на танцульки… Оказалось очень мило. Его зовут Андре. Он сразу положил на меня глаз. А что у тебя?

– В каком смысле?

– Встретила кого-нибудь?

Нина не ждала вопросов в лоб. Особенно от Симоны. Думаешь, что знаешь человека… Они моют отсеки псарни из шлангов утром, на улице – 5^о. Вокруг крутятся три пса. Цемент должен высохнуть до конца, иначе поверхность пола замерзнет, а это убийственно для подушечек лап и суставов животных. Работы у них на много часов, они в неуклюжих толстых куртках и шерстяных шапках, надвинутых на брови.

– Нет, – наконец отвечает она.

– Неужели? А мне показалось… Выглядишь как после нескольких веселых ночек.

Нина краснеет как школьница.

– Я никого не встретила… но… скажем так: провела чудесную рождественскую ночь. Вы правы.

– Я лучший в мире угадывальщик по лицам! – ликует Симона. – Кто он?

– Усыновитель Боба, – признается Нина, алея всем лицом.

– Понятно… и прекрасно. Как дела у Боба?

– Отлично! – отвечает Нина.

– Он счастлив?

– Еще как.

– Я заберу Корицу. Прямо сейчас.

– Я думала, вы решили никогда больше не впускать в свой дом четырехногое существо с хвостом?

– Я тоже так думала. И ошибалась.

* * *

Луиза идет в комнату Этьена и тихонько закрывает за собой дверь. После церемонии вручения подарков он сказал, что у него разболелась голова, и отправился к себе. Этьен спит. Луиза присаживается на край кровати, осторожно щупает пульс.

Она пропиталась запахом Адриена и несет его на себе, как теплое пальто. Пройдет много дней, прежде чем оно водворится на вешалку – в ожидании следующего раза. Луиза вспоминает Сен-Рафаэль. Летние каникулы втроем. Адриен стал первым спящим мальчиком, на которого она смотрела, пробравшись утром в его комнату. Нина и Этьен ушли нырять с Мари-Лор и Марком. Адриен предпочел остаться дома. Он панически боялся змей и «всяких подводных гадов типа змей». Луиза долго сидела рядом, потом он открыл глаза, не сразу ее заметил в кресле-качалке, в двух метрах от себя, и улыбнулся, похлопав ладонью по кровати. Луиза пересела.

– Ты знаешь, я не такой, как все, – сказал он.

– За что я тебя и люблю, – ответила она.

– Ты меня любишь?

– Да. С детства.

– Ты и сейчас маленькая. Ребенок. Малышка.

– Нет. Мне тринадцать. Ты уже целовался с девчонкой?

– В губы?

– Да.

– Нет. Я ни разу никого не целовал.

– А любовью занимался?

– Нет, я же не целовался.

– Хочешь попробуем? – спрашивает она.

– Заняться любовью?

– Нет, поцеловаться.

Адриен кивает. Луиза влезает под простыню, кладет ему голову на плечо. Сердце, судя по всему, решило покинуть грудную клетку, но ей плевать, она приняла решение и не отступит. Луиза готова навсегда остаться в этой комнате с открытым окном, закрытыми ставнями, пропускающими внутрь лучи света, и стрекотом цикад в саду. Они подают голос в 10 утра, как только солнце освещает верхушки сосен. Луиза села на постели, сняла желтый холщовый сарафан – белья она не носила. Адриен (он был в трусах!) взял одежку, поднес ее к лицу.

– Ты хорошо пахнешь.

Луиза лежала рядом, обнаженная. Адриен отодвинулся, чтобы посмотреть на нее, обвел взглядом каждую часть тела, как будто любовался шедевром великого художника.

– Ты красивая, Луиза.

Он коснулся ее лица кончиками пальцев. Губы, шея, грудь, живот, лобок, бедра… Губы, шея, грудь, живот, лобок, бедра… У Луизы вся кожа покрылась мурашками, она почувствовала горячую влагу между ногами и закрыла глаза. Потом сказала:

– Я часто ласкаю себя и думаю о тебе. Хочешь, покажу как?

– Да…

Она легла на живот, повернула к нему лицо, поймала его взгляд и начала ласкать себя. Адриен прижимал к себе платье Луизы, вдыхал аромат Луизы, потом повторил ее жесты, и они достигли верха наслаждения, держась за руки.