Трое

Чувствую как меня охватывает паника: зрачки расширяются, грудь сжимается, колени слабеют. Я нервно ерзаю, оглядываясь и Никита сдается. Он отъезжает дальше по улице и паркуется в тупике, за старым зданием котельной. Фонарь здесь не горит, салон окутывает полумрак, и я больше не могу видеть его лица. Может, так даже лучше.

Мы опять молчим. С грустью я осознаю, что не представляю о чем бы мы могли теперь говорить. Тишина между нами всегда была уютной, но сейчас я словно подключена к электрическому кабелю.

– Иногда я жалею что уехал, – хрипло произносит Никита, и я замираю. – С тех пор, как взял в руки гитару, это было моей мечтой, и в итоге я получил все что хотел. Но потерял еще больше. – он поворачивается, и я кожей чувствую огонь в его взгляде. – Если бы тогда, у старого сарая, когда ты сказала, что я могу изменить мир при помощи чернил и бумаги, кто-то предупредил меня, что тебя больше не будет в этом новом, измененном мире, я не написал бы больше ни единого слова.

Перед моими глазами – черная пелена за черным стеклом. Я вся обращена в слух, боясь поднять на него глаза, боясь даже дышать.

– У меня ушло два проклятых года, чтобы понять почему у меня потеют ладони и дрожат поджилки, стоит тебе появится в поле зрения. А потом еще год, чтобы набраться смелости и признаться тебе. И, проклятье, именно в тот день вы обе решили свести меня с ума! Одна со своими экспериментами, и ты… – он горько усмехается и трясет головой, а я все еще не уверенна, что помню как дышать. – Ты сказала, что рада за нас. Мать его, лучше бы ты проткнула мне легкое! Черт, что мне надо было сделать? Написать для тебя песнью?

Сердце в моей груди колотится так сильно, что, мне кажется, его должно быть слышно на другом конце города. Он… что он говорит? Мои мысли, словно раненые птицы, мечутся и сталкиваются в моей голове. Возможно ли? Неужели, все эти годы я была такой слепой?

Порыв ветра ударяет в стекло пригоршней снега, и я вздрагиваю, очнувшись. Выругавшись, Никита заводит машину и медленно катится к моему дому. Останавливается, переключает на нейтральную передачу и шумно выдыхает. В темноте я остро чувствую его пристальный, сверлящий взгляд. Мы снова в мягком свете фонаря, он обволакивает нас уютным одеялом, и мне, как никогда, страшно взглянуть на него. Мальчика, которого я знала дольше, чем себя.

– Все, что меня окружало всю жизнь, было сплошной катастрофой. Я сам был катастрофой, и единственное, что держало меня и не давало сдаться – это ты. Ради тебя я всегда хотел быть лучше, чем я есть на самом деле, – не выдержав, Никита дергает меня за руку, с силой развернув к себе лицом. – Тебе вообще нечего мне сказать?

– Я…, – во мне столько слов и эмоций: они пузырятся бурным потоком в моих венах, в сердце, что я боюсь – стоит разомкнуть губы, произнести хоть слово, – и я просто взорвусь. Он застал меня врасплох. Весь этот долгий, безумный день кажется нереальным.

– Ладно, – Никита рывком выбирается из машины, быстро обходит ее и отпирает дверь с моей стороны. Я же просто таращусь на него, словно олень, пойманный в свете фар. – Уже поздно. Или рано. В любом случае тебе пора.

И когда он протягивает руку, я послушно кладу в его ладонь свои пальцы. Холод обжигает.

– Я не знала, – быстро говорю я. Теперь слова рвутся из меня, наскакивают друг на друга. – Я думала, что ты.. что вы.. Если бы я только…

Не знаю что, если бы только. Продолжение он стирает своими губами – шершавыми, настойчивыми. Он пахнет так сладко, а на вкус словно летний вечер и мятный чай: пряный, тягучий. Все мое тело ощущается легким под его руками. Время перестает существовать и мы живем только этим мгновением.

А потом, так же внезапно, он отступает на шаг. Мы оба тяжело дышим. Ветер утих и снег валит крупными, тяжелыми хлопьями. Никита смотрит на меня сквозь эту пелену, не мигая.

– Я ходячая катастрофа. И ты должна разобраться с тараканами в своей голове. Потому что, черт, я знаю что все испоганил и сделаю это еще ни один раз, поверь. Но мне больше не пятнадцать. И я хочу все эти «если» и «возможно» с тобой, но для этого, ты должна выбраться из проклятой раковины, в которую забралась с головой и наблюдаешь за миром, сквозь щель. Я не скажу, что буду ждать тебя вечно. Я никогда не смог бы тебе врать. И как бы там не сложилось, я всегда буду рядом, если нужен. Но, черт возьми, даже не думай, что то, что мы сейчас начали, так легко закончится.

И, прежде чем я успеваю сказать хоть слово, Никита прижимает меня к себе в быстром, жадном поцелуе, потом отстраняется, идет к машине, садится и уезжает. Я наблюдаю, как стоп огни красными маячками мигнули и погасли на повороте с нашей улицы. Остались только я, снег и фонарь.

Меня не оставляет ощущение, что все это сон.

13.

В следующий раз я увидела Никиту уже в больнице. Меня мучила совесть и я решила навестить тетю Марину. Никто не любит лежать в больнице, в одиночестве.