Трое

Я принимала его любым. И любила его разным: злым и помятым после бессонных ночей, когда слова не складывались в тексты так, как ему хотелось. Уставшим, липким от пота, но счастливым после выступления на сцене. Любила его руки, огрубевшие от струн кончики пальцев на моей коже, запах его маек – табак и мята. Спящим. Смеющимся. Грустным. Злым. Я просто любила его.

Однако, со временем, я начала осознавать, что, пускай мы порой и просыпались под одним одеялом, он все еще ускользает от меня, словно туман.

Ошиблась ли я? Я задавала себе этот вопрос миллионы раз и не находила ответа. Тянулась к нему, а Никита смотрел на меня своими ясными, обжигающими глазами и молчал.

А потом ему позвонили из больницы, из прошлой, оставленной позади жизни, и все закончилось. Только вот осознание беды пришло не сразу. Ведь я любила его так яростно и сильно, отдаваясь без остатка, что совершенно не оставила в душе места, чтобы полюбить себя.

Он уехал и вернулся спустя три долгих дня. Не позвонил. Нас разделяли города – я в Дрездене, он в Амстердаме. Через неделю их ждали три дня фестиваля в Штутгарте, и мы договорились встретится в Кельне, по дороге.

Город встретил меня проливным дождем. На вокзале я взяла такси и добралась до отеля. У администратора меня ждал букет цветов и приглашение.

Я собиралась особенно тщательно, чувствуя непонятный трепет. Все карты сыграны, финальный акт.

И вот она я, в красивом платье, с томным взглядом и переполненная искрами волнения. Ресторан дорогой, в таких мы еще не бывали. Никита предпочитает пиво и простых людей, с которыми можно перекидываться шутками вдоль барной стойки, и это – одно из многого, что мне в нем нравится.

Цветы на столе прекрасны, столик на двоих в укромном уголке, скрытый мягкими тенями: тихая музыка, изысканный ужин, искры хрусталя под потолком – все великолепно.

Но ощущается так неправильно.

Никита отложил вилку, долгим глотком отпил вина и, потянувшись через стол, взял меня за руку. Мягко повернул ладонью вверх, словно изучая узор на коже, а потом посмотрел мне прямо в глаза открытым, честным взглядом.

– Ты помнишь время, когда я был безумно влюблен в тебя?

Холод волной спускается у меня по спине. Мы никогда не произносили эти три слова вслух. Мне казалось, что в этом нет необходимости. Поэтому, я шепчу:

– Нет.

– Хорошо, – он отпускает мою ладонь и откидывается на спинку стула. Кожей запястья я ощущаю бархатную прохладу скатерти. – Потому, что я никогда тебя не любил.

– Что? – он тянется через стол, но я отдергиваю руку. – О чем ты говоришь?

– Послушай, я не хочу тебя обидеть. Никогда не хотел, правда, – его глаза – бездонные озера искрящейся воды. Чистой, честной. Я хочу ему верить, но его слова жалят. – Когда я был с тобой – я был только с тобой. И все между нами было правдой. Я не знал, как ты ко мне относишься, потому что не хотел. Это все усложнило бы. И да, это не честно. Мы начали детьми, а потом просто… просто продолжали.

– Нет…

– Ань, ты важна для меня. Ты так долго была рядом, мы всю жизнь знакомы. И ты знаешь обо мне больше, чем кто-либо. Но ты не знаешь меня. Потому, что я не позволил. Не хотел тебя пускать, и отпускать не хотел, ведь одному невыносимо. Но мы больше не дети, и я достаточно всего испоганил в жизни. Ты и я не должны быть в этом списке. Все кончено.

Он все еще что-то говорит – я вижу как двигаются его губы, но не слышу ни слов – только противный, монотонный звон в ушах. Перед глазами проносятся все мгновения, что мы разделили на двоих. Осколками они рвут меня, режут на куски.

Он никогда меня не любил.

Я смотрю на Никиту напротив – внезапно-чужого, далекого. Его лицо размывается, теряет форму в мягком освещении ресторана. С ним было удивительно. А без него я не умею. Никита перевернул мой мир: наполнил его смыслом, сладкой дрожью первых прикосновений, робкими, волнительными мечтами.

Он никогда меня не любил…

Он – моя первая любовь: та, которую помнишь всю жизнь. Не хочу так больше. Моя любовь опустошающая, как лесной пожар: выжгла сердце, опалила душу и вот я, в ядовитой темноте. Задыхаюсь. Забери ее.

Я встаю, намереваясь уйти от него, от моего прошло и будущего, и он не пытается меня остановить.

Порой то, чего мы желаем сильнее всего, нас же и губит.

Эпилог

Британия навсегда останется в моем сердце зелено-голубой землей, умытой дождями и обласканной ветрами. Я влюбилась в мощеные брусчаткой тротуары и шумные, пропитанные кислым запахом эля, пабы, в величественные древние соборы и маленькие церквушки; в шумные улицы городов и пустынные проселочные дороги, когда за окном только трава и стада овец. В бесконечный горизонт с кудрявыми, пышными облаками.