Трое

Секретарша Франца Педлера позвонила Нату Дикштейну в отель во вторник утром и назначила время ленча.

Они встретились в скромном ресторанчике на Вильгельмштрассе и заказали пиво вместо вина: им предстояла деловая встреча. Дикштейн сдерживал нетерпение – уговаривать должен не он, а Педлер.

– Ну-с, – сказал Педлер, – думаю, мы сможем удовлетворить вас.

Дикштейну захотелось заорать «ура!», но он продолжал сидеть с бесстрастным лицом.

Педлер продолжал:

– Цены, которые я вам сейчас представлю, носят условный характер. Нам необходим контракт на пять лет. Мы можем гарантировать неизменность цен на первые двенадцать месяцев; затем они могут меняться в зависимости от индекса мировых цен на некоторые исходные материалы. Тут же и штрафные санкции – до десяти процентов стоимости годовых поставок.

Дикштейну захотелось сказать «договорились!» и завершить сделку рукопожатием, но он напомнил себе, что должен продолжать играть роль.

– Десять процентов – многовато.

– Отнюдь, – запротестовал Педлер. – Если вы откажетесь от договора, они даже не компенсируют наших затрат. Но пени должны быть достаточно велики, чтобы отвратить вас от нарушения договора, разве что в силу каких-нибудь исключительных обстоятельств.

– Понимаю. Но мы могли бы сойтись и на меньшем проценте.

Педлер пожал плечами.

– Можно и поторговаться. Вот цены.

Изучив список, Дикштейн сказал:

– Они близки к тому, что мы и ожидали.

Педлер просиял.

– В таком случае, – воскликнул он, – давайте в самом деле выпьем! Официант!

Когда появились напитки. Педлер поднял свой стакан.

– За много лет совместного сотрудничества!

– Я тоже выпью за это, – сказал Дикштейн.

И, поднимая бокал, подумал: «Ну надо же – мне снова удалось!»

Пребывание в море было достаточно неприятным, но все же не таким плохим, как думал Тюрин. В советском военно-морском флоте жизнь на корабле – это непрестанная тяжелая работа, жесткая дисциплина и плохое питание. На «Копарелли» все было совершенно по-другому. Капитан Эриксен требовал только соблюдения правил безопасности и исправного выполнения своих обязанностей, да и в этом смысле его требования были не особенно строги. Палубу время от времени приходилось драить шваброй, но без шлифовки и окраски. Пища была довольно приличной, да и к тому же Тюрину выпало преимущество разделить каюту с коком. Теоретически Тюрина могли поднять в любое время дня и ночи для работы на рации, но на практике во время рейса у него был нормальный рабочий день, так что каждую ночь ему выпадало восемь часов спокойного сна. Режим его вполне устраивал.

К сожалению, само судно было лишено удобств. Оно явилось сущим наказанием господним. Как только они вышли в Северное море, его стало валять с боку на бок при малейшем волнении. Тюрин жутко мучился морской болезнью, которую ему приходилось скрывать, поскольку он предстал в роли бывалого моряка.

Радиоаппаратура Тюрина была спрятана в рюкзаке, надежно обернутая холстиной, полиэтиленом и парой свитеров. Он не мог позволить себе подключить ее и пустить в дело в своей каюте, куда каждую минуту мог зайти кок или кто-нибудь еще. Он уже провел обычный радиоконтакт с Москвой в те тихие, но, тем не менее, напряженные минуты, когда никто не мог его услышать, но все же он нуждался в более надежном и безопасном месте. Здесь, на «Копарелли», он нашел такое место.

Исследуя днем судно, он обнаружил в носовой части, под крышкой переднего люка, небольшой лабиринт пустых помещений. Строитель судна набил ими пространство в носу, чтоб чем-то заполнить его. В основное из них вела полуприкрытая дверь, к которой надо было спускаться по длинному трапу. В ней хранились какие-то инструменты, несколько бочек со смазкой для двигателей и, как ни странно, старая ржавая газонокосилка. От главного кубрика отходили несколько поменьше; в одном из них валялись бухты канатов, в другом – части механизмов и помятые картонные ящики от крепежа и болтов; в остальных не обитал никто, кроме тараканов. Тюрин никогда не видел, чтобы сюда кто-нибудь спускался – все, что требовалось для работы, складировалось на корме.

Он дождался, когда сгустилась тьма, а большая часть команды и офицеры сидели за ужином. Зайдя к себе в каюту, он захватил рюкзак и по трапу выбрался на палубу. Из рундучка под мостиком он вытащил карманный фонарик, но решил пока не включать.

«Копарелли» лег на борт, и Тюрина окатила волна холодных брызг; ему пришлось обеими руками ухватиться за леер, чтобы не вылететь за борт. Время от времени его опять окатывало – не очень основательно, но достаточно, чтобы в сапогах захлюпала вода и замерзли ноги. Он отчаянно надеялся, что ему никогда не доведется узнать, что такое настоящий шторм.