Трое

- Нечего вешать голову, - тоном опытного человека продолжала Татьяна Власьевна. - Пройдёт! Любовь - болезнь излечимая. Я сама до замужества три раза так влюблялась, что хоть топиться впору, и однако - прошло! А как увидала, что мне уж серьёзно пора замуж выходить, - безо всякой любви вышла... Потом полюбила - мужа... Женщина иногда может и в своего мужа влюбиться...

- Это как? - широко раскрыв глаза, спросил Илья.

Татьяна Власьевна засмеялась весёлым смехом.

- Я пошутила... Но и серьёзно скажу: можно выйти замуж не любя, а потом полюбить...

И она снова защебетала, играя своими глазками. Илья слушал внимательно, с интересом и уважением разглядывая её маленькую, стройную фигурку. Такая она маленькая и такая гибкая, надёжная, умная...

"Вот с такой женой не пропадёшь", - думал он. Ему было приятно: сидит с ним женщина образованная, мужняя жена, а не содержанка, чистая, тонкая, настоящая барыня, и не кичится ничем перед ним, простым человеком, а даже говорит на "вы". Эта мысль вызвала в нём чувство благодарности к хозяйке, и, когда она встала, чтоб уйти, он тоже вскочил на ноги, поклонился ей и сказал:

- Покорно благодарю, что не погнушались... беседой вашей утешили меня...

- Утешила? Вот видите! - она тихонько засмеялась, на щеках у неё вспыхнули красные пятна, и глаза несколько секунд неподвижно смотрели в лицо Ильи.

- Ну, до свиданья... - как-то особенно сказала она и ушла лёгкой походкой девушки...

С каждым днём супруги Автономовы всё больше нравились Илье. Он видел много зла от полицейских, но Кирик казался ему рабочим человеком, добрым и недалёким. Он был телом, его жена - душой; он мало бывал дома и мало значил в нём. Татьяна Власьевна всё проще относилась к Илье, стала просить его наколоть дров, принести воды, выплеснуть помои. Он охотно исполнял её просьбы, и незаметно эти маленькие услуги стали его обязанностями. Тогда хозяйка рассчитала рябую девочку, сказав ей, чтоб она приходила только по субботам.

Иногда к Автономовым приходили гости - помощник частного пристава Корсаков, тощий человек с длинными усами. Он носил тёмные очки, курил толстые папиросы, терпеть не мог извозчиков и всегда говорил о них с раздражением.

- Никто не нарушает так порядка и благообразия, как извозчик, рассуждал он. - Это такие нахальные скоты! Пешеходу всегда можно внушить уважение к порядку на улице, стоит только полицеймейстеру напечатать правило: "Идущие вниз по улице должны держаться правой стороны, идущие вверх - левой", и тотчас же движению по улицам будет придана дисциплина. Но извозчика не проймёшь никакими правилами, извозчик это - это чёрт знает что такое!

Об извозчиках он мог говорить целый вечер, и Лунёв никогда не слыхал от него других речей. Приходил ещё смотритель приюта для детей Грызлов, молчаливый человек с чёрной бородой. Он любил петь басом "Как по морю, морю синему", а жена его, высокая и полная женщина с большими зубами, каждый раз съедала все конфекты у Татьяны Власьевны, за что после её ухода Автономова ругала её.

- Это она назло мне делает!

Потом являлась Александра Викторовна Травкина с мужем, - высокая, тонкая, рыжая, она часто сморкалась так странно, точно коленкор рвали. А муж её говорил шёпотом, - у него болело горло, - но говорил неустанно, и во рту у него точно сухая солома шуршала. Был он человек зажиточный, служил по акцизу, состоял членом правления в каком-то благотворительном обществе, и оба они с женой постоянно ругали бедных, обвиняли их во лжи, в жадности, в непочтительности к людям, которые желают им добра...

Лунёв, сидя в своей комнате, внимательно вслушивался: что они говорят о жизни? То, что он слышал, было непонятно ему. Казалось, что эти люди всё решили, всё знают и строго осудили всех людей, которые живут иначе, чем они.

Иногда вечером хозяева приглашали постояльца пить чай. За чаем Татьяна Власьевна весело шутила, а её муж мечтал о том, как бы хорошо разбогатеть сразу и - купить дом.

- Развёл бы я кур!.. - сладко прищуривая глаза, говорил он. - Всех пород: брамапутр, кохинхин, цыцарок, индюшек... И - павлина! Хорошо, чёрт возьми, сидеть у окна в халате, курить папиросу и смотреть, как по двору, распустя хвост зонтом, твой собственный павлин ходит! Ходит эдаким полицеймейстером и ворчит: брлю, брлю, брлю!

Татьяна Власьевна смеялась тихим, вкусным смешком и, поглядывая на Илью, тоже мечтала:

- А я бы тогда летом ездила в Крым, на Кавказ, а зимой заседала бы в обществе попечения о бедных. Сшила бы себе чёрное суконное платье, самое скромное, и никаких украшений, кроме броши с рубином и серёжек из жемчуга. Я читала в "Ниве" стихи, в которых было сказано, что кровь и слёзы бедных обратятся на том свете в жемчуг и рубины. - И, тихонько вздохнув, она заключала: - Рубины удивительно идут брюнеткам...