Он вынес из больницы что-то по-новому тяжёлое, мрачный образ этого человека глубоко врезался в память. Увеличилось ещё одним количество людей, обиженных жизнью. Он хорошо запомнил слова сторожа и переворачивал их на все лады, стараясь понять их смысл. Они мешали ему, возмущая глубину его души, где хранил он свою веру в справедливость бога.
Ему казалось, что когда-то, незаметно для него, вера в справедливость бога пошатнулась в нём, что она не так уже крепка, как прежде: что-то разъело её, как ржавчина железо. В его груди было что-то несоединимое, как вода и огонь. И с новой силой в нём возникло озлобление против своего прошлого, всех людей и порядков жизни.
Автономовы обращались с ним всё ласковее. Кирик покровительственно хлопал его по плечу, шутил с ним и осанисто говорил:
- Ты пустяками занимаешься, братец! Такой скромный, серьёзный парень должен развернуться шире. Если у человека способности частного пристава, не подобает ему служить околоточным...
Татьяна Власьевна стала внимательно и подробно расспрашивать Илью о том, как идёт его торговля, сколько в месяц имеет он чистой прибыли. Он охотно говорил с ней, и в нём всё повышалось уважение к этой женщине, умевшей из пустяков устроить чистую и милую жизнь...
Однажды вечером, когда он, охваченный скукой, сидел в своей комнате у открытого окна и, глядя в тёмный сад, вспоминал Олимпиаду, Татьяна Власьевна вышла в кухню и позвала его пить чай. Он пошёл неохотно: ему жаль было отвлекаться от своих дум и не хотелось ни о чём говорить. Хмуро, молча он сел за чайный стол и, взглянув на хозяев, увидал, что лица у них торжественны, озабочены чем-то. Сладко курлыкал самовар, какая-то птичка, проснувшись, металась в клетке. Пахло печёным луком и одеколоном. Кирик повернулся на стуле и, забарабанив пальцами по краю подноса, запел:
- Бум, бум, тру-ту-ту! тру-ту-ту!..
- Илья Яковлевич! - внушительно заговорила женщина. - Мы с мужем обдумали одно дело и хотим поговорить с вами серьёзно...
- Хо, хо, хо! - захохотал околоточный, крепко потирая свои красные руки. Илья вздрогнул, удивлённо взглянув на него.
- Мы обдумали! - широко улыбаясь, воскликнул Кирик и, подмигнув Илье на жену, добавил: - Гениальная башка!
- Мы скопили немножко денег, Илья Яковлевич.
- Мы скопили! Хо, хо! Милая моя!..
- Перестань! - строго сказала Татьяна Власьевна, Лицо у неё стало сухое и ещё более заострилось.
- Мы скопили рублей около тысячи, - говорила она вполголоса, наклонясь к Илье и впиваясь острыми глазками в его глаза. - Деньги эти лежат в банке и дают нам четыре процента...
- А этого мало! - вскричал Кирик, стукнув по столу. - Мы хотим...
Жена остановила его строгим взглядом.
- Нам, конечно, вполне достаточно такого процента, Но мы хотим помочь вам выйти на дорогу...
Сказав несколько комплиментов Илье, продолжала:
- Вы говорили, что галантерейный магазин может дать процентов двадцать и более, смотря по тому, как поставить дело. Ну-с, мы готовы дать вам под вексель на срок - до предъявления, не иначе, - наши деньги, а вы открываете магазин. Торговать вы будете под моим контролем, а прибыль мы делим пополам. Товар вы страхуете на моё имя, а кроме того, вы даёте мне на него ещё одну бумажку - пустая бумажка! Но она необходима для формы. Нуте-ка, подумайте над этим и скажите: да или нет?
Илья слушал её тонкий, сухой голос и крепко тёр себе лоб. Несколько раз в течение её речи он поглядывал в угол, где блестела золочёная риза иконы с венчальными свечами по бокам её. Он не удивлялся, но ему было как-то неловко, даже боязно. Это предложение, осуществляя его давнюю мечту, ошеломило его, обрадовало. Растерянно улыбаясь, он смотрел на маленькую женщину и думал:
"Вот она, судьба..."
А она говорила ему тоном матери:
- Подумайте об этом хорошенько; рассмотрите дело со всех сторон. Можете ли вы взяться за него, хватит ли сил, уменья? И потом скажите нам, кроме труда, что ещё можете вложить вы в дело? Наших денег - мало... не так ли?
- Я могу, - медленно заговорил Илья, - вложить рублей тысячу. Мне дядя даст... Может быть, и больше...
- Ур-ра! - крикнул Кирик Автономов.
- Значит - вы согласны? - спросила Татьяна Власьевна.
- Ну ещё бы! - закричал околоточный и, сунув руку в карман, заговорил громко и возбуждённо: - А теперь - пьём шампанское! Шампанское, чёрт побери мою душу! Илья, беги, братец, в погребок, тащи шампань! На - мы тебя угощаем. Спрашивай донского шампанского в девять гривен и скажи, что это мне, Автономову, - тогда за шестьдесят пять отдадут... Живо-о!
Илья с улыбкой поглядел на сияющие лица супругов и ушёл.
Он думал: вот - судьба ломала, тискала его, сунула в тяжёлый грех, смутила душу, а теперь как будто прощенья у него просит, улыбается, угождает ему... Теперь пред ним открыта свободная дорога в чистый угол жизни, где он будет жить один и умиротворит свою душу. Мысли кружились в его голове весёлым хороводом, вливая в сердце неведомую Илье до этой поры уверенность.
Он принёс из погребка настоящего шампанского, заплатив за бутылку семь рублей.