Трое из ларца и Змей Калиныч в придачу

А того волшебника я видел токмо разочек. Он по Смородине плыл, в Навь направляючись.

– Как звали его? – спросил я тихо, боясь нарушить атмосферу, во дворе создавшуюся.

– Солгерд. И сказал он, что чаша наполняется, а потому ни веру, ни надежду терять не надобно.

Митник замолчал, повисла тягучая тишина. Каждый по-своему воспринял его рассказ, искренний, полный боли и сожаления. Мне трудно было судить дела этого старика, только вдруг подумалось: это сколько надо иметь мужества, чтобы пройти через собственное предательство, смерть, осознание содеянного, презрение, страх и одиночество, но не потерять ни веру в добро, ни надежду на лучшее, ни любовь к девушке? Такая силища не каждому дана.

Кто-то что-то сказал, потом тронул за плечо.

– А? – я словно очнулся от своих мыслей.

– Карту, говорю, давай, – Митник смотрел на меня пытливо, словно и не было исповеди этой. Ну да, делу – время.

Я протянул карту. Митник некоторое время разглядывал ее, а потом сказал:

– А и правильно сделал ты, летун, что ко мне другов своих привел. Не пройти вам путем Солгердовым ни Явью, ни Навью, ибо иным путем шел волшебник, никому ныне недоступным. Сей путь быстрее. Вот Ледница и следила за вами со стороны, ни на миг не выпускала из виду, все чаяла, что сможет серой тропой пройти. Теперь будет иную дорогу искать.

– И фиг с ней, – махнул рукой Заика. – Мы все равно раньше успеем.

– Как знать, – старик осуждающе посмотрел на Вовчика. – А вот возьмет, да и заморозит время разом с людом волшебным. А как заморозит, так и проймет холод все Миры, и тропу мою тоже снегом заметет, что ни стежки, ни травинки не сыщете. А уж коль Смородина замерзнет, то душам не как будет попасть в Навь. И нарушится тотчас связь меж Мирами, и рухнет Вселенная, и наступит Хаос. А в Хаосе темница откроется, и Мара явится.

– Почему же она тогда раньше так не сделала? – спросил Вася.

– Думаю, то крайний случай. Кем будет править дочь Чернобога, коль живое все сгинет? Тут уж придется Братьев вызволять и опять им на посылках служить. Не-ет, мыслю, чает Ледница матерь свою вызволить иным путем. Ну, а коль уж не выйдет, тогда…

На стол упала первая снежинка, потом вторая, третья, посыпалось.

– Все, вышло время, – Митник подставил руку под снегопад. – В Яви похолодание началось. Так что делать будем?

– Насколько я понимаю, нам нужно пройти по всем точкам, указанным в карте, – пояснил Вася. – В трех мы уже побывали, осталось еще тринадцать.

– Двенадцать, – поправил его Горыныч. – Лелю вы возле ручья обнаружили, аль запамятовал?

– Ну да, есть такая на карте, – Паляныця заглянул в свиток. – Значит, двенадцать. Пройдем инициацию, доберемся до темницы Мары, там и перехватим Ледницу. Поведешь, Калиныч?

– Мы по Межмирью не ходок, – запротестовал змей.

– Так никто и не говорит за Межмирье, – возразил я. – Мы твоим Миром пойдем.

– Время зазря убьете, да сами, не ровен час, костьми ляжете, – вздохнул Митник.

Он помолчал немного, а потом сказал:

– С вами пойду, вои. Сами, боюсь, не справитесь.

– Не малые дети, прорвемся, – возразил Заика.

– Не твоя это война, дед, – поддержал Вовку Паляныця.

– Всяка война, дома мого касаема – моя, – Митник встал решительно, отдал мне карту. – И не об чем боле говорить.

Вася посмотрел на него, словно прикидывал варианты. Неожиданно для себя я вдруг вступился за старика:

– А что? Он все знает о Мирах. Лучшего проводника не найти.

– Полностью согласен с Леонидом, – стал на мою сторону Горыныч. – А ежели кто и погибнет – ну, вдруг – так он из Нави возвернуть сможет.

Вася все молчал, а снежинки все падали, устилая траву белой периной. Заика переводил взгляд то на сержанта, то на Митника, который твердо смотрел в глаза нашему командиру.

– Ладно, уговорили, – изменил свое решение Паляныця. – Веди Митник. Летун, отдай ему карту.

В этом был весь Паляныця. Может, он и не доверял проводнику, только риск всегда просчитывал. Я снова отдал карту.

– Идите, я догоню, – Митник провел нас до ворот.

Выйдя на улицу, я оглянулся. Дед стоял на пороге, кланялся на все четыре стороны, осеняя себя крестным знамением, потом запер ворота на замок, ключ бросил посреди улицы под ноги прохожим, а сам ушел твердо, не оглядываясь. Люди, до этого момента обходившие изгоя, вдруг остановились. В их взглядах теперь читалась целая гамма чувств, словно никто не понимал ничего, но надеялся на что-то. Паренек лет пятнадцати подошел, поднял ключ.

– Все твое, – громко сказал Митник, не оглядываясь. – Злато в подполье ухоронено.

Не знаю, поняли ли вы хоть что-то, я, например, совсем ничего. Только показалось мне, что оборвал старик все нити, с Китежем его связывающие. К добру это или нет – уже не важно. Свой горизонт событий он прошел.

Едва мы покинули городские стены, город поплыл, превратился в мираж, который постепенно растаял туманом в пелене снегопада со всеми жителями. На его месте теперь остался только большой холм.

– Так и было задумано? – спросил Заика.

– Думаю, да, – ответил Горыныч.

– А как же он тогда вернется?

Змей пожал крыльями, мол, мне-то откуда знать?