Трое из навигацкой школы (Гардемарины, вперед - 1)

Бормотание... Хрип невнятный. Да, говорил крамольные речи. Мол, беспорядки сейчас... Мол, лучше бы Анна Леопольдовна была бы правительницей... Мол, министров прежних всех разослали... Мол, будет еще тужить о них императрица, да взять будет негде... Замышлял ли переворот в пользу свергнутого Ивана?

Опять бормотание... Говаривал с женой Натальей, что ее величеством обижен, что без чинов оставлен... Говаривал, что сенаторов нынче путных мало, а прочие все дураки... Мол, дела не знают и тем приводят ее величества народ в озлобление...

Все это бормотание несказанно злило Лестока. Как доказать, что арестованные не болтуны, а заговорщики и отравители? И хоть бы кто упомянул на розыске имя вице-канцлера Алексея Бестужева! А иначе для чего эта возня с семейством Лопухиных, зачем пытать Анну Бестужеву, безмозглого графа Путятина и всех прочих?

В Петербурге и Москве шли обыски. Везли к Лестоку личную переписку арестованных: целый узел писем Степана Лопухина из Москвы, любовные письма да неграмотные отцовские наставления, изъятые у преображенца Михаилы Аргамакова, письма адъютанта лейб-конного полка Колычева Степана. Привезли длинный, оклеенный нерповой кожей, ящик с перепиской Анны Бестужевой. Выудить из этих писем информацию, касающуюся заговора, все равно, что в сточной канаве поймать карася. Правда, в ящике нерповой кожи нашли пару писем Михаилы Бестужева, где он как-то скользко и невнятно жалуется на своего брата. Но из этих жалоб обвинения в антигосударственной деятельности не сочинишь.

Лесток задал работу всем своим сыщикам, денег не жалел, лишь бы добыть подкупом или отмычкой личную переписку вицеканцлера.

В это самое время из отчетной депеши верного агента Лесток узнает о слухах, именно слухах, не более, что в Москве полмесяца назад из потайного сейфа вице-канцлера были украдены важные бумаги и что похититель то ли монах-бенедиктинец, то ли капуцин из католического собора, а может, и ни тот ни другой, но кто-то из еретиков. Даже не получив точного подтверждения этим слухам, Лесток поверил им, поскольку доподлинно знал, как интересуется бестужевскими бумагами маркиз Шетарди. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы связать внезапное желание де Брильи уехать из России с пропажей этих писем.

Шетарди с Лестоком в одном лагере, они почти друзья, но маркиз дипломат до косточки, а потому - обманщик и плут. Для него все средства хороши. Похищенные бумаги помогут Шетарди сделать себе карьеру, Франция станет навязывать России свою политику, постоянно шантажируя вице-канцлера, а он, Лесток, останется ни при чем и должен будет выйти из игры.

Необходимо найти способ получить бестужевские письма у Брильи. Но как?

Исчезновение девицы Ягужинской не заботило Лестока. Пусть ее, видно, решила отсидеться в каком-нибудь монастыре. Анастасия Ягужинская пуглива и покладиста, она могла бы еще пригодиться следственной комиссии, но сейчас не до нее. И так дел по горло.

И вдруг, читая показания какого-то недоросля, курсанта навигацкой школы, Лесток встречает описание побега Ягужинской. И с кем? О Брильи в первую очередь скажешь - "носат"... И сроки совпадают точно. Неужели она бежала с французом?

В дом на Малой Морской улице солдаты явились ночью. Марфа Ивановна долго спрашивала перед закрытой дверью - кто да зачем, а когда наконец поняла, слабо ахнула, сняла засовы и спряталась в маленький закуток в сенях, где и простояла до утра.

"Куда меня повезут? Опять на допрос? - думал Александр, спешно одеваясь. - Зачем? Все уже рассказал. А может, пронюхали про вчерашнюю дуэль? Так не было дуэли-то, господа! Хотя по нашим законам все равно петля! "

Лукьян Петрович вылез из теплой постели, пришел в горницу, по которой со скучающим видом расхаживали солдаты. Один из них, молодой, щербатый парень, бросился навстречу:

- Хозяин, попить бы, а?

Лукьян Петрович посмотрел на него испуганно и ничего не ответил.

- Хозяин, морсу бы или кваску, а, - продолжал просительным тоном солдат, шепелявя так, что разобрать его слова можно было только с величайшим трудом.

- Ты, Кондрат, в одном доме водки просишь, во втором закуски, а в третьем рассолу, - проворчал старый драгун, покойно сидя в кресле Лукьяна Петровича.

Перед тем, как войти в горницу, Александр остановился, перевел дух, потом решительно открыл дверь, но, увидя там, кроме солдат, Лукьяна Петровича, смешался и виновато произнес:

- И вас разбудили?

- Саша, за что? Куда? - Старик дрожащей рукой перекрестил Александра.

- Простите, что навлек подозрение на ваш дом, но я...

- Полно, полно... Бог с тобой!

- Хозяин, горло пересохло, сил нет!

- Да выйди ты в сени, - взорвался вдруг Лукьян Петрович, - там воды целая бочка. Хоть топись!

- Но, но! - обозлился щербатый. - Поговори у меня! Как ошалели все. Воды попить нельзя. А ну пошли! - подтолкнул Александра к выходу разлапистой рукой.