— Это гораздо аккуратнее, — прибавил он.
— Так что ж, что аккуратнее! — в негодовании воскликнул Джорж. — Я англичанин, и виселица для меня достаточно хороша!
— Наши телеги с бочками, — продолжал он, — в данном случае, имеют отчасти свои неудобства; но они могут замочить тебе только ноги, и от них легко уйти, а от такой штуки не спрячешься ни за углом улицы, ни на лестнице соседнего дома.
— А мне доставляет удовольствие смотреть на них, — возразил Гаррис. — Эти люди так ловко обращаются со всей этой массой воды! Я видел, как в Страсбурге человек полил огромную площадь, не оставив сухим ни одного дюйма земли и не замочив ни на ком ни одной нитки. Удивительно, как они наловчились соразмерять движения руки с расстоянием. Они могут остановить струю воды у самых твоих носков, перенести ее через голову и продолжать поливку улицы от каблуков. Они могут...
— Замедли-ка ход, — обратился ко мне в эту минуту Джорж.
— Зачем? — спросил я.
— Я хочу встать. На этого человека действительно стоит посмотреть. Гаррис прав. Я встану за дерево и подожду, пока он кончит работу. Кажется, представление уже начинается: он только что окатил собаку, а теперь усердно поливает тумбу с объявлениями. У этого артиста не хватает, кажется, винтика в голове. Я предпочитаю обождать, пока он кончит.
— Глупости! — отвечал Гаррис. — Не обольет же он тебя.
— Вот я в этом и хочу убедиться, — и Джорж, спрыгнув с велосипеда, стал за ствол роскошного вяза и принялся набивать трубку.
Мне не было охоты тащить тандем самому; я тоже встал, прислонил его к дереву и присоединился к Джоржу. Гаррис прокричал нам, что мы позорим старую Англию, или что-то в этом роде — и покатил дальше.
В следующее мгновение раздался нечеловеческий крик. Я выглянул из-за дерева и увидел, что отчаянные вопли испускала молодая барышня, которую мы обогнали, но о которой совсем забыли, занявшись вопросом о поливке. Теперь она твердо и прямо ехала сквозь густую струю воды, направленную на нее из рукава помпы. Пораженная ужасом, она не могла догадаться ни спрыгнуть, ни свернуть в сторону, и ехала напрямик, продолжая кричать не своим голосом. А человек был или пьян, или слеп, потому что продолжал лить на нее воду с полнейшим хладнокровием. Со всех сторон раздались крики и ругательства, но он не обращал на них внимания.
Отцовское чувство Гарриса было возмущено. Взволнованный до глубины души, он соскочил с велосипеда и сделал то, что следовало: подбежал к человеку, чтобы остановить его. После этого Гаррису оставалось бы удалиться героем, при общих аплодисментах, но вышло так, что он удалился, напутствуемый оскорблениями и угрозами.
У него не хватило находчивости: вместо того, чтобы завинтить кран помпы и затем поступить с человеком как он находил справедливым в данную минуту (он мог бы заняться им как мячом, и публика вполне одобрила бы это) — Гаррис вздумал отнять у него рукав помпы и окатить в наказание его самого. Но у человека мысль была очевидно такая же: не желая расставаться со своим оружием, он решил воспользоваться им против вмешательства и промочить Гарриса насквозь.
Результатом было то, что через несколько секунд они облили водой всех и все на пятьдесят шагов в окружности, кроме самих себя. Какой-то освирепевший господин из публики, которого так окатили, что ему было безразлично, какой еще вид может принять его наружность, выбежал на арену и присоединился к схватке. Тут они втроем принялись азартно орудовать рукавом по всем направлениям, как радиусом из центра шара. Могучая струя то взвивалась к небесам — и оттуда обливала всю площадь блестящим дождем, то они направляли ее прямо вниз на аллеи — и тогда люди отскакивали от земли, не зная, куда деть свои ноги, то водяной бич описывал окружность на высоте трех-четырех футов от земли и сгибал всех людей пополам.
Никто из троих не хотел уступить, никто не мог догадаться повернуть кран, — словно они боролись со стихийной силой. Через сорок пять секунд (Джорж следил за часами) — вся площадь была очищена: все живые существа исчезли, кроме одной собаки, которая храбро вскакивала в сотый раз на ноги, хотя ее моментально опять повертывало и относило водой то на правом, то на левом боку; тем не менее, она лаяла с негодованием, очевидно, считая такое явление величайшим беспорядком в природе.
Велосипедисты побросали свои машины и попрятались за деревья. Из-за каждого ствола выглядывала возмущенная физиономия.
Наконец, нашелся умный человек: рискуя всем, он пробрался к водопроводной тумбе и завинтил кран. Тогда из-за деревьев стали выползать существа, в большей или меньшей степени похожие на мокрые губки. Каждый был возмущен, каждый хотел высказаться.
Наружность Гарриса сильно пострадала; сначала я не мог решить, что будет более удобно для доставки его в гостиницу: корзина для белья, или носилки. Джорж выказал в данном случае большую сообразительность, спасшую Гарриса от гибели: стоя за дальним деревом, он остался сух и потому мог подбежать к нему скорее других; Гаррис хотел было начать объяснение, но Джорж прервал его на полуслове: