Трое на четырех колесах

Лошадь прервала выговор очень просто, тронувшись дальше.

— Ну так поедем, нечего разговаривать! — отвечала она ясным лошадиным языком. — Только будем по возможности держаться боковых улиц.

Перед Бранденбургскими воротами извозчик остановился, сложил кнут и вожжи и, сойдя с козел, начал нам рассказывать о Тиргартене и Рейхстаге. Сообщив его точную длину, ширину и высоту (как настоящий проводник), он пустился в описание ворот, объяснив, что они построены из песчаника; он только что сравнил их с афинскими «Проперлеями» — как лошадь перестала лизать себе ноги и оглянулась на хозяина; она ничего не сказала, только посмотрела. Он запнулся и начал нервно рассказывать сначала, на этот раз ворота вышли у него похожими на «Порперлеи»...

Лошадь не стала больше слушать и повернула назад по Унтер-ден-Линден. Извозчик успел вскочить на козлы, но не мог уговорить ее вернуться куда он хотел. Она продолжала бежать рысцой, и по движению ее плеч видно было, что она говорила:

— Ведь они уже видели ворота, чего же еще? Довольно с них. А подробностей ты сам не знаешь, да они и не поняли бы тебя, даже если б ты знал все отлично.

Так продолжалось наше катанье по всем главным улицам; лошадь соглашалась останавливаться на минуту, чтобы дать нам расслышать название мест, но все объяснения и описания прерывала моментально, преспокойно трогаясь дальше. Она рассуждала правильно:

— Ведь им нужно только рассказать дома, что они видели. Если же я ошибаюсь, и они умнее, чем кажутся на вид — то могут прочесть где-нибудь и узнать больше, чем от моего старика, который видел только один путеводитель. Кому может быть интересно, сколько футов в какой-нибудь башне? Ведь этого не вспомнишь через пять минут! А кто вспомнит, у того значит нет ничего другого в голове. Хозяин раздражает меня своей болтовней. Всем нам давно пора завтракать!

Подумавши, я право не могу упрекнуть это белоглазое животное в глупости. Во всяком случае, мне потом случалось быть в обществе таких проводников, при которых я был бы рад вмешательству оригинальной лошади.

Но «мы не ценим милостей», как говорят шотландцы; и в тот день на голову странной лошади сыпали не благословения, а жестокие укоры.

ГЛАВА VII

^{Недогадливость Джоржа. Любовь к порядку. Воспитанные птицы и фарфоровые собаки. Их преимущества. О том, какая должна быть горная долина. Август Сильный. Гаррис дает представление; равнодушие публики. Джорж, его тетка, подушка и три барышни}

Где-то по дороге между Берлином и Дрезденом Джорж, долго смотревший в окно, спросил:

— Почему это в Германии люди прибивают ящик для писем не к дверям своего дома, как у нас, а к стволам деревьев? Да еще на самой верхушке! Меня бы раздражало лазить каждый раз так высоко, чтобы посмотреть, нет ли писем. И относительно почтальона это жестоко: не говоря о неудобстве, но при сильном ветре, да еще с мешком за плечами, это положительно опасно. Впрочем я, может быть, напрасно осуждаю немцев,— продолжал он, видимо, под впечатлением какой-то новой мысли. — Может быть, они применили к обыденной жизни усовершенствованную голубиную почту? Но все-таки непонятно, почему бы им в таком случае не обучить голубей опускаться с письмами пониже. Ведь даже для нестарого немца должно быть утомительно лазить по деревьям.

Я проследил за его взглядом и отвечал:

— Это не ящики для писем: это гнезда. Ты все еще не понимаешь германского национального духа. Немец любит птиц, но они должны быть аккуратны. Если птица предоставлена собственному произволу, она настроит гнезд ще попало, а между тем это вовсе не красивый предмет с немецкой точки зрения: гнездо не выкрашено, нет на нем ни лепной работы, ни флага; оно даже не закрыто: птицы выбрасывают из него веточки, кусочки червей и всякую всячину; они не деликатны, они ухаживают друг за другом, мужья ссорятся с женами, жены кормят детей — все на виду! Понятное дело, это возмущает немца-хозяина, он обращается к птицам и говорит: «Вы мне нравитесь, я люблю на вас смотреть, люблю ваше пение, но мне вовсе не нравятся ваши манеры, и я предпочел бы не видеть подробностей вашей домашней жизни. Вот, возьмите себе закрытые деревянные домики! Живите в них как угодно, не пачкайте моего сада и вылетайте тогда, когда вам хочется пить».