Трое на двуспальной кровати (СИ)

- Поезжай-ка ты сегодня к Кате и ее маме,- наконец предложила Тутберидзе,- попробуешь утихомирить свою нервную женщину.

- Ну, если надо,- неуверенно начал Сережа.

- Боюсь, что надо. Мы и без того поставщики шумных новостных поводов для таблоидов. Только откровений про твои похождения не хватает!

С тем и выпроводила Дудакова. С тоской посмотрела на незавершенную работу с планами. Они просто не хотели быть заполненными и исправленными. Значит - снова после тренировок. Да и ладно, дома-то теперь не ждут. Можно хоть заночевать здесь.

- Снова привет,- в дверях появился Даня.

Бегло оценил начатый обед из доставки, удовлетворенно кивнул.

- Слушай, просьба. Давай послушаем вместе отобранные мою композиции. Шутки шутками, но надо им нормальную музыку искать, а не эти шуточки-прибауточки!- Глейхенгауз потоптался у порога и прошел к столу, где она наспех жевала обед от него.

- Когда?- пробормотала невнятно сквозь еду Этери.

- Лучше сегодня. Посидим после тренировок,- примерно так это всегда и происходит, рождение программы.

Женщина довольно улыбнулась. Кажется, кризис миновал. Работа пошла своим чередом. Ничего важнее-то для всех них и нет. И никакими постельными играми это не заменить и не отменить.

- Да, Дань. Приходи сюда после тренировок с ноутом и записями Обдумаем, повыбираем.

В такой знакомой рутине как-то забывалось, что поменялись, и они сами, и ситуация в мире, и жизнь в самой России. Если ставят программы, значит сезон точно будет. И ничего более стабильного для нее на планете нет: каждый день, приходя а работу, знать, что делать, как делать, куда стремиться.

И теперь, когда они снова будут слушать вместе музыку, споря над образами, есть шанс полностью закрыть состояние потерянности в жизни.

========== Часть 13 ==========

На льду много счастья, хотя и много огорчений. Вот Соня падает с тройного акселя - огорчение. Вот Майя выезжает квад-сальхов - радость. Вот Даша. Даша - это большая радость. И много слез. Последний раз плакала из-за Даши Этери в Пекине. Самые светлые слезы этой олимпиады. Пока они все пытались устоять и не сдаться. Даша пришла а лед. Чтобы вернуться и побеждать.

Она обязательно будет падать. Много. Больно. Без этого не удастся научиться летать.

- Даша, активнее правой ногой!- так и гонишь, через страх, через чувство самосохранения, чтобы они знали свои истинные пределы.

Даня снова поймал эту ее нежную, странную улыбку, которая так растравила его вчера вечером. И решил откладывать, догнал между спортсменами и спросил:

- О чем думаешь сейчас?

Этери даже притормозила, о ответила, как вчера:

- Ни о чем особенном.

- А о чем неособенном?- было интересно, откуда рождается эта нежность, с чем она связана.

- Да понятия не имею!- напряглась женщина,- Какая, вообще, разница, о чем я думаю?!

И укатилась к Соне.

О чем она думала? О боли. О том, сколько ее бывает в счастье. О том, что иногда и счастье-то полноценно лишь потому, что где-то в самой сердцевине есть прожитая боль. Только, разве об этом можно говорить с Даней? У него всегда боль - это была боль. Когда мать умерла, Даня был весь боль. А счастье - это счастье. Когда Аня выиграла, он был весь счастье. И все равно, что происходит вокруг. Даня умеет только так - либо полностью в счастье, либо полностью в боли. Без подтонов.

Так между размышлениями о сложности мироустройства и душ человеческих и прошли две тренировки. Пока расшнуровывалась, успела еще раз отправить Дуда к его побочной семье:

- Поезжай. С дочкой побудешь. С Ксюшей поговоришь. Как-то вам надо выруливать к правде, Серег. Она ведь ждет, надеется. А так бы уже кого-то могла найти. Поезжай!

Дошла до кабинета и в который уже раз попробовала доделать планы. И опять ничего не вышло: в дверь просунулась голова Глейхенгауза. Потом он сам - с сумкой ноутом наперевес.

Букет его со стола Этери убрала на подоконник, расчистив место технике, и приготовилась слушать.

- С чего начнем? С классики?- поинтересовался Даня.

Обычно они вступали в поиск музыкального сопровождения на сезон именно с классических мелодий. “Беспроигрышное направление”,- каждый раз говорила Этери. И мало кому предлагала всерьез катать под классику. Ну, вот разве что - Даше. Даша вписывалась в старую музыку, в те времена, как Аня в лирику, как Сашка в воинственную силу, как Женька в современную мелодраму, как Майя в страдания о любви, как Алина в балет. Да в балет, не в чистую классику. Она видела своих спортсменов музыкой. И если музыка менялась, менялись все внутренние расклады. По крайней мере, так слышал Даня про звучание внутри Этери.

- Нет, Дань, давай наше.

А вот это неожиданность. Из “нашего” в Этери звучало разве что, “Не отрекаются любя”. Глейхенгауз почти ненавидел эту мелодию. Он ревновал даже к музыке, тем более такой? Что вообще может быть хорошего в идее ждать вечно ускользающего? Вот Даня ждал, ждал. А потом решил - пора жить. Потому что даже когда рядом, но все время врозь - не жизнь.

Он вздохнул и поставил первый трек. Тот самый. Всегда ставил первым, чтобы проскочить побыстрее. И заняться чем-то более продуктивным.