Трое на двуспальной кровати (СИ)

- Стой,- Этери задумалась, Даня занервничал.

Опять она прилипла к этой мелодии!

А Этери размышляла, кто у них сейчас больше про любовь и преданность: Даша, которой восстанавливаться и восстанавливаться, или Майя, которой бороться и бороться.

- Терпеть не могу!- пробурчал Глейхенгауз.

- Ты о чем?- вынырнула из задумчивости женщина.

- Вот об этом садомазохизме,- кивнул на экран Даня.- Только женщины способны сидеть и годами надеяться, что все изменится к лучшему. Мужчины выбирают - жить.

- Рада за мужчин,- безразлично прокомментировала блондинка.

- Ты считаешь, что вот это “за это можно все отдать, и до того я в это верю, что трудно мне тебя не ждать весь день, не отходя от двери…” - нормально? Она жизнь готова под дверями провести, пока ему и так хорошо!

Он, конечно, сейчас не о песне. О себе. Глупая попытка объяснить ей, что у него было право начать жить полноценно, а не в ожидании, когда она между работой, Дишей, собственной интересной жизнью, вспомнить, что у них тоже все серьезно. учтет его мнение и желания.

- Ну, можно и иначе жить, если хватит силы забыть. А если не хватит, то это изнасилование собственной души. И не факт, что можно будет вернуться даже к началу насилия. Любовь не прощает такое.

“Изнасиловаи собственной души” - прекрасная формулировка! Именно этим он и занимается с прошлого лета. Может, и раньше, но с лета - точно.

- Давай следующий трек, Дань.

Дога. Тоже подзатертый, но прекрасный. Набирающая силу мелодия, уносящая за собой. Этери прикрыла глаза и потонула, представляя девочек на льду под эти звуки. Одну, вторую, третью.

- Поставь с текстом,- не поднимая век, попросила женщина.

В кабинете женский голос исповедовался:

“Я с тобой, пусть мы врозь…

Пусть те дни ветер унёс,

Как листву жёлтых берёз

Я наяву прошлым живу

Ты мой единственный, нежный!

Ты со мной лишь во сне,

Мы вдвоём наедине,

Я зову, Ты нужен мне!

Вновь наяву прошлым живу

Ты мой единственный, нежный!

Ты и я - нас разделить нельзя!”

Открыв глаза увидела совсем близко блестящий темный взгляд. Потянулась сама, пока в воздухе кружило:

Ты и я - нас разделить нельзя!

Без тебя нет для меня ни дня.

Пусть любовь далека и близка как весна,

Но навсегда в нашу жизнь я влюблена!

Ты мой единственный, нежный!

К окончанию песни разделить их и правда было нельзя, так Даня сжал ее затылок и плечо, целуя губы, первыми нашедшие его губы.

- Хватит,- задыхаясь, прошептала Этери.- Хватит!- повторила громче.

Смотрела испуганно и зло, хотя виновата была сама:

- Все, закончили на сегодня!

- Почему?-удивился хореограф.

- Рабочий день закончен. Я устала и хочу домой! завтра в обед продолжим.

- Вот так и бывает, когда не отрекаются, любя… Вечно под порогом, в надежде на мимолетную благосклонность… Садомазохизм!

Глейхенгауз захлопнул крышку ноута и покинул кабинет, оставив дверь полуоткрытой. Темный коридор и такая же темная тишина. Одиночество и безмолвие.

========== Часть 14 ==========

Этери впервые за два дня села за руль и почувствовала настоящую радость самостоятельного принятия решений. Вот сколько не люби быть ведомой, а взрослому человеку нужно ходить своими путями, по своим картам, в своих направлениях. Никого не ожидая и ни с кем не советуясь. Бог его знает, может, поэтому она так прикипела к Дане, что он и не жаждал рулить, его устраивала роль штурмана.

С Серегой сложнее, ему Этери нужна для взаимодействия с миром, не частным, тут он уж как-нибудь, без помощников, а вот с тем, где чужие малознакомые и малоприятные люди чего-то хотят наносного: улыбок, потрепать по плечу, заглянуть подобострастно в глаза. При необходимости таких телодвижений, Дуд, конечно, мог резко активизироваться, превратившись в шутника-балагура, но уставал от маски и после прятался поглубже в нору.

Этери тоже не любила социальные игры, да и, на свой вкус, не была в них ловка, однако ж, как-то приняла правило, в котором “я вами руковожу, я за вас и отвечу”. Бонусы к этому прилагались. Популярность, если подумать, не так ужасна, как о ней страдают селебрети. Тутберидзе не страдала от своей славы, собирала с нее плюшки для всех. И Дудаков умел быть благодарным за это.

- Еще каким благодарным,- ухмыльнулась в темноте салона женщина, вспоминая, как бережно и аккуратно Сережа вел ее к наслаждению.

Это было хорошо. И это было… красиво. Можно применить такой эпитет к оргазму? В конце концов, кто ей запретит? В собственной голове и собственной машине.

Обычно в первый раз тела или совпадают, как было с Даней, или, что чаще, увы. И лишь изредка ты чувствуешь, как мужчина слушает ответ твоего тела и следует за ним. Таким был папа Дианы, таким был Дудаков. Это он негромко шептал ей на ухо, успокаивая, когда даже сквозь алкогольный туман он было дернулась и зажалась от двух пар рук и торопливых губ обжигающих кожу.

- Все хорошо, солнышко! Ты прекрасна,- шептал Сергей, прижимая ее ближе, крепче, сильнее.