Трое на двуспальной кровати (СИ)

В “Хрустальном” Этери предельно точна, аккуратна, держит все вещи на определенных местах, убирает, как заканчивает работу. Даже несколько нудновата, хотя Дудакову нравится такой педантизм и любовь к порядку. Но кое-что он все же приметил. Переодеваясь на ночь, она небрежно скинула джинсы, перебросив поперек стула, так же поверх бросила кофту, на нее бюстгальтер, влезая в футболку потянулась тонкой кошкой, глянула на вещи и махнула рукой, встав у окна.

- Сереж, как думаешь, мы переползем через все это?

Наверное, она не о них. Не о нем. Наверное, жизни, о девчонках на катке, о той самой любви к фигурному катанию. Подошел и погладил по руке от плеча до ладони.

- Ну, я всегда с тобой.

- А если я уеду?- это был вопрос в лоб, бескомпромиссный, как и сама блондинка у окна.

Ответить честно было сложно. Уехать с ней - нет лучшей мечты. Но ведь тут все: сын, дочь, жена. Все его самоопределение. Молчал, продолжая держать женские пальцы в своей руке.

- Не майся, Сереж, я понимаю. И ты прав,- сжала в ответ его ладонь.

- Это трудно,- признался мужчина,- но я попытаюсь.

- Не будь идиотом,- внезапно ощерилась дикой кошкой.- Не думай даже!

Обвила шею руками, дождалась ответных объятий.

- Даже не думай! В этом нет счастья! Понял?!- стояли тесные, как одно целое, притертые створками душ шкафа с общими и личными скелетами.

- Без тебя его тоже нет,- пробормотал в шею и сжал женскую талию крепче.

- Значит я тоже не буду думать,- с тем и замолчали на двоих общим решением.

- Там все-таки Диана,- как-то вяло попытался спугнуть общность.

- У нее своя взрослая жизнь. Семья,- уточнять и развивать не стала.- У нее все хорошо. Я там лишняя.

И он принял. И только утром понял весь масштаб решений, и ее, и его. Теперь, что бы ни произошло, что бы она ни сказала и ни сделала, он не оставит ее. Даже если она оставит его. Он и до этого не собирался, но и не обязался. А теперь - только так. С ней навсегда.

Откинулся на подушку, ощущая ту самую невероятную легкость бытия, прижимающую всей тяжестью. И улыбался. Это было его счастье.

Аккуратно выбрался из кровати, натянул тренировочные штаны, футболку, вытащил ключ из кармана джинсов Этери и покинул номер.

В комнате у женщины забрал со стола косметичку. С улыбкой заметил так же, как и у него, брошенную поперек стула футболку. Заглянул в ванную, собрав щетку, пасту, прочую гигиену и спокойно вышел. Ему хотелось семейного утра. И чтобы ей было привычно.

Единственное, что его озадачило, это приглушенные голоса из-за стенки, где был номер Дани. Показалось, что парочка ругается. Слов не расслышал, но скандал с самого утра - это прямо бодряще.

Было неинтересно, как развлекается коллега в семь утра.

Дане, надо признать, ругаться тоже было неинтересно, но Оля требовала и настаивала, а он то увещевал, то возмущался.

- Глейхенгауз, я приличная женщина!- журналистка сверкала глазами.- Я не хочу детей и замуж по залету. Если тебе это важно, то есть человеческий порядок!

- Оль!- он отчасти искренне не понимал, чего она боится, а отчасти и не хотел понять.- Ну, что ты усложняешь?! Сколько пар сейчас живут вместе, рожают детей. И все без оповещения государства о статусе мужа и жены. Ты думаешь, я могу оставить своего ребенка?!

Это даже возмутило. Он многое успел пересоображать, пока день боялся беременности Этери, понимал, что не готов, но понимал и то, что есть на нем ответственность, если он отец. Нет, своего ребенка он бы не бросил.

Честно говоря, он и сейчас совсем готов не был. И продавливал эту мысль лишь потому, что привык, что часть движения - это насилие. Сделал шаг, прыжок, поворот через свое “не хочу” или даже “не могу” и получил больше, чем если не сделаешь. Он шел через это “не могу и не хочу”, чтобы куда-то сдвинуться с мертвой точки.

- То есть, даже с моей беременностью ты жениться на мне не планируешь?- уточнила Ольга.

- Да ну зачем?!- снова хотел стечь мужчина.

- Дань, да за тем, что это нормально! Нормально хотеть жениться на той, кого ты видишь матерью своих детей. Понимаешь? Есть правильное и неправильное в жизни!

- Я думал, ты за свободу,- надавил на обычно работающий крючок Глейхенгауз.

- И какая у меня будет свобода, когда я погрязну в пеленках и бутылках? Никакой! и статус приживалки в твоей квартире, где ты даже ремонта нормального делать не хочешь!

Они друг друга не понимали. Совсем.

- Все, закрыли тему!- не выдержал мужчина.

Вынул телефон.

- Сколько твои таблетки стоят, которые от беременности?

- Понятия не имею,- окрысилась Ольга.

- Я переведу пять тысяч, должно, поди, хватить,- почему-то мысль, что не надо ей ребенка от него оказалась, хоть болезненной, но радостной.

Такое чувство Глейхенгауз видел в глазах Алены, когда они ругались, а потом он говорил: “Закончили, иди отсюда!” И она, именно с этим ощущением, отраженном во взгляде, назло ему, заходила в тройной аксель раз за разом. Билась. В глазах появлялись слезы от боли и обиды, но выражение не менялось.