Трое на прогулке

Набором команды м-р Гойлиз решил заняться самолично. Пара матросов и юнга – больше нам не потребуйся. Команда с делом управится. Если речь шла об уничтожении запасов еды и спиртного, то, по-моему, он несколько преувеличивал возможности человека, но, кто знает, может, имелось в виду управление яхтой.

По пути домой я заскочил к портному и заказал спортивный костюм, который мне пообещали сшить срочно, а затем поехал к Этельберте и поведал обо всем, что успел натворить. Восторг ее был беспределен, и беспокоило лишь одно: успеет ли портниха сшить ей новое платье. Ох уж эти женщины!

Мы недавно вернулись из свадебного путешествия, но оно было непродолжительным, и мы решили никого не приглашать, а провести время на яхте вдвоем. И слава Богу, что так решили.

В понедельник мы выехали. Костюмы были готовы в срок. Не помню, в чем была Этельберта, но выглядела она очаровательно. На мне был темно-синий костюм, отороченный белой тесьмой, что, как мне кажется, весьма эффектно.

М-р Гойлиз встретил нас на палубе и отрапортовал, что обед готов. Должен заметить, что с обязанностями кока он справлялся великолепно. Оценить по достоинству сноровку других членов команды мне так и не удалось – в деле я их не видел, – но, когда у меня хорошее настроение, я уклончиво говорю, что это были славные ребята.

День я планировал так: как только команда отобедает, мы поднимаем якорь; я закуриваю сигару, мы с Этельбертой облокачиваемся о фальшборт и смотрим, как белые скалы отчизны милой медленно исчезают за горизонтом. Свою часть программы мы с Этельбертой выполнили и стали ждать. Поднять якорь никто не спешил.

– Что-то они долго копаются, – заметила Этельберта.

– За четырнадцать дней, – сказал я, – им необходимо прикончить хотя бы половину всех припасов. Естественно, обед у них затянулся. Но лучше их не торопить, а то они не осилят и четверти.

– Скорее всего, они пошли спать, – сказала Этельберта немного погодя. – Уже пора пить чай.

Они определенно не спешили. Я прошел на ют и позвал м-ра Гойлиза. Кричать пришлось трижды, и лишь после этого он чинно поднялся на палубу. За то время, как мы не виделись, он как-то погрузнел и обрюзг. В зубах он сжимал окурок сигары.

– Доложите, когда вы будете готовы, капитан Гойлиз, – сказал я. – Мы выходим в море.

Капитан Гойлиз вынул изо рта окурок.

– С вашего позволения, сэр, – ответил он, – сегодня ничего не выйдет.

– Почему? Чем вам не нравится сегодняшний день? – удивился я.

Как известно, моряки – народ суеверный, а понедельник – день тяжелый.

– День как день, сэр, – ответил капитан Гойлиз. – Да вот ветер мне не нравится. Не похоже, что он переменится.

– Как? – удивился я. – Разве нам нужен другой ветер? По-моему, он дует как раз туда, куда нам надо.

– Вот-вот, – сказал капитан Гойлиз. – Это вы правильно выразились: «куда нам надо». Все мы там будем, но спешить не надо. А если мы выйдем в море при таком ветре, то там и будем. Понимаете, сэр, – объяснил он, заметив мое недоумение, – это, по-нашему, «береговой ветер», то есть дует он вроде как бы с берега.

Поразмыслив, я пришел к выводу, что он прав: ветер и в самом деле дул с берега.

– Может, к утру он и переменится, – утешил меня капитан Гойлиз. – В любом случае ветер не сильный, а якорь у нас крепкий.

Капитан водрузил окурок на прежнее место, а я пошел к Этельберте и объяснил ей, почему мы стоим. Восторг Этельберты за то время, что мы пробыли на борту яла, слегка поостыл, и она захотела узнать, что мешает нам выйти в море при ветре с берега.

– Если ветер дует с берега, то он будет гнать яхту в море, – сказала Этельберта. – Если же ветер будет дуть с моря, он отгонит нас к берегу. По-моему, дует как раз тот ветер, который нам нужен.

Я стал объяснять:

– Ты ничего не понимаешь, дорогая моя. На первый взгляд, это тот ветер, а на самом деле – не тот. Это, по-нашему, по-морскому, – береговой ветер, а нет ничего опаснее берегового ветра.

Этельберте захотелось узнать, чем опасен береговой ветер.

Ее занудство начинало раздражать, кажется, я даже повысил голос – однообразные покачивания яхты, стоящей на приколе, любого доведут до белого каления.

– Объяснять это слишком долго, – ответил я (мне и жизни бы не хватило – я и сам ничего не понимал), – но пускаться в плавание, когда дует такой ветер, – верх беспечности, а я слишком тебя люблю, дорогая, чтобы подвергать твою жизнь бессмысленному риску.

По-моему, я довольно ловко вывернулся, но, прекратив допрос, Этельберта заявила, что раз так, то до завтрашнего дня на палубе делать нечего, и мы спустились в каюту.

Я поднялся ни свет ни заря; ветер задул с севера, на что я и обратил внимание капитана Гойлиза.

– Вот-вот, – сокрушенно сказал он. – В том-то и беда, и ничего тут не поделаешь.

– Так, по-вашему, сегодня нам выйти тоже не удастся? – взорвался я.

Но он не обиделся, а лишь рассмеялся.

– Ну вы даете, сэр! – сказал он, – Коли вам надо в Инсвич, то ветерок что надо, но мы же идем к Голландии. Тут уж ничего не попишешь.