Трое под одним саваном

— Мистер Скотт? Что происходит? Вы видели газеты? Ночью мне звонила Диана. Она была пьяна. Кошмар какой-то! И я не понимаю... это просто...

— Не делайте поспешных выводов. Да, я видел газеты. Что вам, собственно, от меня надо?

— Но я... — Он запнулся. — Вполне естественно, что я обеспокоен. Я...

— Послушайте, мистер Осборн, — жестко сказал я. — У меня была очень тяжелая ночь. Я отдаю себе отчет во всем, что происходит. Я вышел на нужный след. Расслабьтесь! Почитайте пока газеты.

Я еще немного послушал его тарахтенье в трубке, потом сказал:

— Нет, я не называл ваше имя полиции. И не назову. Никто ничего не знает о вашем деле. Кроме того, я не веду ни записей, ни отчетов, ничего такого.

— Но Диана — она так расстроена! Что, если... — волновался мой клиент.

— Я поговорю с Дианой, — прервал я его. — Пошепчусь с ней на ушко. Она не будет больше вас беспокоить. До свидания. — Я повесил трубку. У меня не было никакого настроения вести светские беседы.

Я был решительно не в форме. За всю ночь мне удалось поспать часа полтора — плюс отключения сознания в «Обители Зефира» и за рулем «кадиллака», которые не в счет. Челюсть у меня ныла, правый глаз почти совсем закрылся, а я сам разгуливал средь бела дня в идиотском смокинге. Мой «кадиллак» забрали на лабораторные исследования и отдадут только во второй половине дня. Так что я вышел из офиса, поймал такси и приказал водителю отвезти меня в Голливуд к отелю «Спартан».

Дом Дианы был по пути, и я велел шоферу подождать, а сам поднялся к двери и позвонил. Она так долго не открывала, что я уже решил, что ее нет дома. Наконец за дверью послышалось шарканье неверных шагов, дверь отворилась, и на меня уставился налитый кровью голубой глаз из-под рыжей пряди. Радостных криков сегодня не наблюдалось.

— А... — промямлила она. — Это ты.

— Это я. Я заскочил, чтобы выразить свое сожаление по поводу прошедшей ночи.

— Сожаление?! — возмутилась она.

— Сэмсон отвез тебя домой?

— Этот старик?

— Не такой уж и старик, — обиделся я за друга.

— Для тебя, может, и не старик.

Я понял, что Сэмсону, прекрасному семьянину, никогда не взглянувшему на другую женщину, кроме как по долгу службы, несладко пришлось с этим созданием. Но вслух я сказал:

— Я хотел бы попросить, чтобы ты не давила на Осборна. Каждый раз, как ты на него вякнешь, он вякает на меня, а у меня нет времени на перевякиванье. Я добываю твои красотулечки.

— Ой, фу-у, — протянула она и без малейшего намека на юмор изложила мне, что я могу сделать с ее красотулечками. Ей в это утро тоже было несладко. Я откланялся и ушел.

Приняв душ и переодевшись в габардиновый костюм, дополненный револьвером и сбруей, я набрал номер Луиз. Ответа не было. Я отправился в Даунтаун, по барам и притонам. Я спрашивал в отелях и меблированных комнатах, я потратил шесть часов и четыре сотни долларов. Порой я бывал груб, но я очень торопился. И я нашел то, что искал, хотя сам не знал, что найду. Это оказался Слип Келли.

Я увидел его, когда он писал на кучу мусора на Мэйн-стрит. Я затащил его в туалет, закрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной.

— Слип, ты конечно же слышал о Джо.

— О котором Джо? О Малине?

— Брось, Слип. Ты прекрасно знаешь о каком.

Он облизнул губы.

— Да. Я слышал... из газет.

— Пускай из газет. Но ты сейчас расскажешь мне все, что тебе известно о Пушке, Звонке и Арти Пейне.

— Чего? Я никого не знаю... — отнекивался он. Я не тронул Слипа и пальцем, только сказал:

— Заткнись. Все ты знаешь. Ты же вырос вместе с Миллером и провел немало времени в Квентине с Арти. Слушай внимательно, Слип. В город вернулся Громила Фостер. Он знает, что я на суде давал показания против него, но не знает, кто меня навел. А ему, несомненно, интересно.

Он быстро сообразил, о чем речь. Нахмурившись, он пробормотал:

— Ты не можешь так поступить.

— Могу, Слип. Именно так. Ставка слишком высока. Я сам на мушке, парень. Я тоже ошалел, услышав про Джо. Никто не узнает о наших встречах, кроме тебя и меня. И Фостера. А потом — кроме меня и Фостера.

И он рассказал мне все, что мне было нужно.

Дэззи Браун был разбитной, веселый цветной юноша, который так играл на трубе, что сам Гарри Джеймс рядом с ним казался волынщиком; и Дэззи вдыхал марихуану, как другие вдыхают кислород. Однажды он побывал в кутузке за кражу шести саксофонов и тромбона, так что с этим местом он был знаком. Однажды я влез на табурет рядом с ним в каком-то вестсайдском баре и, дружески обняв его за плечо, тихо сказал ему на ухо: «Слушай, котик, мне стало известно, что у тебя в цветочных горшках произрастает нехорошая травка. Поэтому мы сейчас пойдем с тобой туда, где много охотников побарабанить, но не играют блюзы». Просто удивительно, как охотно он тогда мне помог.

Следующим был Хук Картер, длинноносый приверженец героина. Он ни разу не снисходил до бесед со мной, но сегодня он будет рад отдать мне хоть все двадцать четыре часа. Я выдернул его из постели в его меблирашке, и сначала ему было нечего сказать. Но потом я объяснил ему: