Трое против Колдовского Мира. III-V

Все это время я старалась думать только о своем бегстве, о том, что в ближайшее время ждет меня, и гнала от себя всякие мысли о судьбе племени. За недолгое свое пребывание у кочевников я поняла, что кровавые схватки и набеги для них привычны, однако морские бродяги были наихудшими из всех возможных врагов. Мужчин побежденного племени ждала неминуемая смерть, женщины, если они были еще достаточно хороши собой, как правило, становились младшими женами вождей-победителей, а некрасивые превращались в рабынь. Это была тяжелая и суровая жизнь, но, увы, привычная для них.

Да и я сама, сколько помню себя, постоянно жила в мире войн; я родилась, когда Эсткарп воевал с Карстеном и смерть была самым обычным делом Мои родители, и отец, и мать, охраняли границы, где им всегда грозила опасность. Братья мои сели верхом на лошадей и отправились сражаться задолго до того, как на щеках их стал пробиваться первый пушок. А с тех пор, как мы убежали в Эскор, спасаясь от гнева колдуний, борьба вообще стала привычным делом для нас, а руки словно срослись с мечом. Свои щиты мы тоже привыкли носить с раннего детства и никогда не расставались с ними.

Именно поэтому этот набег не стал для меня слишком тяжелым ударом. Будь мой Дар силен как прежде, я бы попыталась использовать всю силу, чтобы защитить племя от обрушившегося на него зла. Если бы Бахай послушалась меня, я взяла бы ее с собой. С некоторым сожалением вспоминала я и об Аусу. Но больше во всем племени не было никого, к кому бы я испытывала хоть какую-нибудь привязанность и ради кого могла бы поднять меч для защиты.

Извилистая тропинка, по которой я пробиралась, неожиданно привела меня к другой полосе зарослей, откуда начиналась более широкая тропа. Я решила, что под снежным настом есть дорога, ведущая к мысу, и повернула туда. Конечно, вапсалы могли настигнуть меня со своими собаками, выиграв битву. Но даже если собаки приведут их сюда, осмелятся ли охотники натравить их на меня? Что ни говори, вряд ли после случившегося я нужна им как колдунья, уж, скорее, меня будут преследовать просто из мести.

Буря становилась все сильнее, ветер сбивал меня с ног, поднимая такие снежные вихри вокруг, что я не на шутку встревожилась. Как мне хотелось отыскать хоть какой-нибудь приют и укрыться в нем, чтобы не упасть, чтобы меня не занесло белым покрывалом — это была бы позорная смерть для колдуньи.

Кусты росли по обе стороны тропы, и между ними едва виднелись припорошенные снегом какие-то черные островки земли. Я добралась до ближайшего такого места и обнаружила, что это даже не земля, а куча щебня, остатки какого-то строения. И скорее, руками, чем глазами, ослепленными снегом, я обнаружила здесь какое-то углубление и с облегчением забралась в него.

Я почувствовала себя в относительной безопасности и внимательно осмотрелась, изучая место, куда загнала меня буря. Пространство, где я очутилась, напоминало пещеру, образованную несколькими разрушенными стенами. И похоже было, что пока для своей безопасности я сделала все, что могла.

Время и ветер нанесли сюда множество сухих листьев, я разгребла их, устраиваясь поудобнее, и набросила на себя побольше листьев для тепла. Затем, понимая, что сейчас самое главное — успокоиться, я развязала сверток с высушенными листьями, оставшимися еще от Ютты, набрала полную горсть и, отправив в рот, разжевала их.

Не то чтобы я целиком и полностью отключилась — я и не хотела этого: при нынешних обстоятельствах нельзя было терять бдительность, — но теперь я почти не ощущала холода, а это было уже победой, ибо холод Мог вызвать смертельный сон.

Я осознавала, где нахожусь, что вокруг темнота и буря, но было такое ощущение, что это не важно, словно вся я сосредоточилась в совсем маленьком участке моего тела и погрузилась в спокойное, неспешное ожидание того, когда же окончится этот ураган.

Сновидений не было. Я просто хотела, чтобы разум мой отдохнул, и старалась не думать о том, что принесут мне ближайшие часы и утро, которое вскоре наступит — все эти мысли могли разрушить заклинание, которое я воздвигла защитой между мною и злом. Сейчас требовалось лишь терпение; тот, кто долгое время жил в Обители Мудрейших, знает, как стойко нужно держаться в подобных обстоятельствах.

Ближе к утру ветер заметно ослабел. У входа в мое убежище намело сугробы снега, так что мне была видна лишь узкая полоска света снаружи, но этого было достаточно, чтобы понять, что буря, наконец, закончилась или, по крайней мере, заметно успокоилась.

Я откопала в листьях сверток и достала прессованные плитки сушеного мяса, толченого с ягодами; их было немного, видимо в спешке я захватила не все, что собрала. Положив в рот немного этой массы, я взвалила на плечо свою котомку и выбралась из убежища.

Из-под снега торчали лишь верхушки кустов, обозначая очертания старой дороги, виднелись сугробы, а между ними ветер вымел весь снег, оголив землю. Барахтаться среди сугробов было очень тяжело, но, к счастью, промучилась я недолго, вскоре мне удалось отыскать дорогу ближе к зарослям.