Я обхватил руками колени и уткнулся в них лицом. Верно ли то, что предсказала Лоскита? Неужели я могу спасти Каттею, только обратив свой меч против себя?
В двух показанных мне картинах будущего Каттея была на стороне сил зла: в Долине она убивала наших друзей, в Черной Башне — отрекалась от меня. В третьем случае Каттея бежала ко мне, а я был заколдован. В двух случаях из трех Каттея не была мне больше сестрой, поскольку принадлежала к темным. Может быть, пытаясь спасти ее жизнь, я предавал все самое дорогое для меня в Каттее?
Решения! Лоскита сказала, что кому-то удалось преодолеть предначертанное судьбой. Но если не знаешь, какое решение…
Уткнувшись лицом в колени, я раскачивался из стороны в сторону. Тягостные мысли не давали покоя. А что если Лоскита — еще одна защита Динзиля, прикрывающая его отход? Я видел наваждения, которые насылали колдуньи Эсткарпа, и был обманут ими, Может быть, Лоскита — такое же наваждение, и то, что она показала, тоже обман. Откуда мне было знать?
Я прислонился спиной к стене пещеры. Голова болела, у входа мрачным пологом висели дождь и мрак. Спать… хорошо бы уснуть… Еще одно решение — к чему оно приведет? И все-таки — спать.
9
Это был тяжелый сон с жуткими сновидениями, и я очнулся в холодном поту. Уснув опять, я оказался во власти еще более чудовищных кошмаров. Я не знал, порождены ли они моим собственным воображением или колдовством, витавшим над этими местами. Проснувшись серым утром с больной головой, я все еще не принял главного решения. Остаться здесь в добровольном заточении до тех пор, пока жизнь не покинет меня? Идти дальше с верой в правоту своего дела и попробовать преодолеть судьбу, предсказанную Лоскитой? Что выбрать?
«Если в Эскоре повсюду злые силы, то должны же быть и добрые, — вяло размышлял я. — Но как их вызвать?»
Эсткарпцы иногда, взывая о помощи, с мольбой произносили какие-то древние имена, но для большинства они давно уже утратили смысл, и люди чаще всего надеялись на самих себя и на поддержку колдуний.
Со мной по-прежнему был меч, я хорошо им владел, у меня был опыт войны на границе, но теперь мне представлялось, что все это ничего не значит, Силу, с которой я собирался вступить в единоборство, невозможно было одолеть мечом. Так что же у меня оставалось? Случайные крупицы древней мудрости, собранные в Лормте, слишком истертые временем, чтобы я мог на них полагаться.
Перед глазами неотступно стояли три картины, показанные Лоскитой.
Дождя не было, но и солнце не выглянуло, не расцветило пятнами горы — тяжелые низкие тучи застилали небо. Местность, открывавшаяся моему взору из пещеры, казалась застывшей и безжизненной. Всюду лишь скудная растительность, искривленная, уродливая, блеклая, да торчащие из земли каменные глыбы отталкивающего вида; на их поверхности проступало где злобное лицо, где — грозящая когтистая лапа или зияющая клыкастая пасть. Видения эти то появлялись, то таяли, то снова возникали чуть поодаль. Я отводил от них взгляд, закрывал глаза, чтобы не видеть этих мрачных серых камней, и пытался думать. Смутные мысли беспорядочно мелькали в мозгу, словно я метался по клетке, повсюду натыкаясь на прутья решетки.
Послышалось завывание — такое, как в каменном лесу, где я нашел шарф Каттеи… Шарф, я сунул руку за пазуху и нащупал тонкий шелк.
Каттея… Каттея, трижды погибающая и всякий раз — от моей руки. Можно ли верить тому, что показала Лоскита? Или, как подсказывало мне едва уловимое, словно покусывающее подозрение, это всего лишь уловка врага, заметающего след?
Я поел и сделал глоток из фляги. Воды осталось совсем немного. Без еды можно прожить дольше, чем без питья, и я не знал, хватит ли у меня духу оставаться здесь, пока меня не найдет смерть.
Да и не в моей, натуре выбирать путь бездействия, даже если в этом состоит высшая мудрость. Слишком много во мне было от отца и матери — оба они всегда шли навстречу опасности, не дожидаясь ее прихода.
Наконец я все-таки выбрался из своей норы и осмотрелся. Я помнил — во всяком случае, считал, что помню, — как выглядела местность вокруг Черной Башни, виденная мной на песке у Лоскиты. Здесь не было ничего похожего. Где-то поблизости плескалась вода.
В питье и пище — опасность, предостерегала Дагона. Но, может быть, если смешать эту воду с оставшейся у меня во фляге, риск уменьшится? Решение…
Я старался не смотреть на каменные глыбы: зловещие видения, то появлявшиеся, то таявшие, стали отчетливее. Я был уверен, что это наваждение, и не хотел, чтобы оно сбивало меня с толку.
Завывание ветра действовало угнетающе: я мог бы поклясться на мече, что слышал стоны и вопли величайшего ужаса, будто кто-то взывал о помощи. Некоторые голоса казались мне знакомыми. Но я убеждал себя, что это всего лишь ветер завывает в скалах.
Я стал припоминать известные мне поверья. Сулькарцы утверждали, что воин не падет в бою, пока не услышит в шуме битвы свое имя. Я поймал себя на том, что прислушиваюсь, не различу ли в завываний ветра протяжного «Кее-моок».