Трое шведских горных мужчин (ЛП)

Я подхожу и кладу голову ему на руку.

— Что, если ей не будут нравиться бантики? Она может быть сорванцом.

— Тогда их будешь носить ты, Динь. — Он дергает за конец моей косы. — Посмотри-ка. — Он роется в куче одежды, которую собрал в тележке, и вытаскивает бледно-зеленое платье с принтом феи Динь на юбке. — Она будет похожа на свою маму.

Я закатываю глаза, рассматривая растущую кучу одежды, которую он запихнул в тележку. Он взял все: футболки, платья, юбки, пижамы, крошечные носочки. Здесь также есть шляпа от солнца и пара шерстяных грелок для ушей.

— Может быть, ты права, — размышляет он, пока я просматриваю стопку. — Нам нужно купить какую-нибудь одежду для сорванцов. На всякий случай. Я не хочу, чтобы она росла, чувствуя, что на нее давят. — Он оглядывается и хватает пару джинсовых шорт.

Я качаю головой.

— Нам не нужно все это. Она очень быстро перерастет всю эту одежду. И ее, наверное, просто стошнит от всего этого.

— Но хорошо, когда есть выбор, — протестует он. — Я хочу, чтобы у нее было все.

Я стараюсь не улыбаться. Мило, что он так взволнован, но мне нужно настоять на своем. Мы одеваем одного ребенка, а не весь детский сад.

— Ну, я не думаю, что нам нужно это платье в горошек трех цветов. — Я убираю его из тележки. — Одного будет достаточно. — Я наклоняюсь, чтобы повесить его обратно на вешалку, а потом вскрикиваю, когда боль пронзает меня насквозь. — Твою мать! — Я шиплю, роняя вешалку, когда боль пронзает мой пах. Мир вокруг меня тускнеет, и мне приходится делать глубокие вдохи, втягивая воздух в легкие.

Эти судороги у меня уже несколько месяцев, начиная со второго триместра. Теперь, когда я так близка к сроку родов, они стали намного хуже. Такое чувство, что каждый раз, когда я делаю резкое движение, мой таз раскалывается пополам. Врачи сказали, что это нормально, но, очевидно, все ребята ведут себя так, словно меня только что пырнули ножом.

Они начинают толпиться вокруг меня, что-то бормоча. Я зажмуриваюсь от боли, когда чьи-то руки давят мне на плечи, толкая меня на скамейку, находящуюся на краю комнаты. Кто-то трогает мои волосы. Кто-то еще опускается передо мной на колени. Я чувствую запах чистого мыла и белья и знаю, что Ривен обхватывает мое лицо руками.

— Насколько все плохо? — спрашивает он. — Это та же самая стреляющая боль?

— Заткнись, — бормочу я.

Все казалось милым, в первые три раза, когда это случилось. Но со временем это очень быстро начало раздражать. Когда тебе так больно, что кажется, вот-вот вырвет, последнее, чего обычно хочется, это чтобы люди толпились вокруг тебя, прикасались и задавали вопросы, которые ты даже не можешь услышать, потому что все, о чем ты можешь думать, это то, как это чертовски больно. Я хочу побыть одна, свернувшись калачиком в темной комнате. Только я и малышка.

— Открой глаза, Дэйзи, — приказывает Рив. Я игнорирую его.

— С ней все в порядке? — спрашивает кто-то у меня над головой. — Нужно кому-нибудь позвонить?

— Пока нет. Но, Коул — переведи 112 в режим ожидания.

Я стискиваю зубы

— Мне. Не. Нужна. Скорая. Помощь. Ты. Идиот.

Очевидно, что никого не волнует то, что я могу сказать о своем собственном теле. Разговор продолжается и продолжается. Руки гладят мою спину и плечи, хотя я снова и снова пытаюсь стряхнуть их.

— Боли становятся сильнее?

— Чаще.

— Но ведь нормально?

— Так было сказано в Интернете.

— Мы должны отвезти ее обратно к врачу. На всякий случай.

— Я запишу нас на прием.

Внезапно я больше не могу с этим справляться.

— Прекратите! — кричу я, открывая глаза. — Просто прекратите, я в порядке, просто прекратите гладить меня, говорить обо мне и нависать надо мной, как будто я чертов инвалид, я, блять, больше не могу это выносить! Не могли бы вы все, пожалуйста, просто оставить меня нахрен в покое?!

Мой голос эхом разносится по проходам магазина. Несколько человек оглядываются. Мои мальчики замолкают, потрясенные.

— Милая…

Илай делает шаг вперед, и я отталкиваю его, по моей коже бегут мурашки.

— Прекрати прикасаться ко мне, Боже, это сводит меня с ума. — Я замечаю вспышку боли на его лице, когда я замыкаюсь в себе, прижимая руки к животу. Я чувствую, что не могу дышать.

— Дэйзи… — начинает Ривен, зачесывая назад мои волосы.

Я отталкиваю его от себя, а затем разражаюсь слезами прямо посреди магазина.

— Оставьте ее в покое. — Аманда суетится, держа в руках коробку с салфетками. — Если бедная девочка говорит, что с ней все в порядке, вы должны ее послушать. — Она отмахивается от них и садится рядом со мной, протягивая мне салфетки. Я вытаскиваю одну, сморкаясь.

— Мне очень жаль, — бормочу я. — Я не хотела устраивать сцену.

— Не говори глупостей, — резко говорит она. — Это детский магазин. Тут всегда полно драмы. Отходящие воды, обмороки, рвота. Это еще не полный список того, что тут происходило.

Я вытираю глаза.