— Я не знаю, что со мной не так. — Большую часть времени я люблю, когда меня обнимают, гладят и заботятся. Это заставляет меня чувствовать себя в безопасности и заботе. Однако время от времени это становится утомительным. И прямо сейчас, кажется, я не могу перестать раздражаться по любому поводу. Я
Она усмехается.
— С тобой все в порядке. Это
— Мы просто беспокоимся, — говорит Илай, переминаясь с ноги на ногу.
— Конечно, это так. Но от того что вы ее задушите, не будет никакой пользы. — Она похлопывает меня по спине. — Она взрослая. Равна с вами. Относитесь к ней как к своему партнеру, а не как к ребенку. Не принимайте решения за нее.
Малышка начинает ерзать, и я провожу рукой по животу, когда тупая спазматическая боль наконец утихает. Прерывисто дыша, я поднимаю взгляд. Ребята отступили, но все еще стоят поблизости, наблюдая за мной с беспокойством на лицах.
— Мне очень жаль, — бормочу я. — Я не хотела срывать на вас злость.
Они смотрят друг на друга, как будто не знают, что делать. Я не могу их винить.
— Дэйзи. — Коул опускается на колени передо мной, оказавшись на уровне моих глаз. Он не пытается прикоснуться ко мне. — Чего ты хочешь?
Я принюхиваюсь.
— Бургер.
— В ресторане? Или на вынос?
— На вынос.
— Хорошо. — Он протягивает мне руку, помогая подняться.
Аманда тоже встает.
— Хорошо. Я тебе напишу.
Несколько часов спустя, когда мой желудок набит едой, а мозг затуманен несколькими оргазмами, я чувствую себя гораздо менее возбужденной. Мы все четверо растянулись на огромной кровати Ривена, прижавшись друг к другу.
Что ж. Трое из нас валяются, а Коул сидит прямо, как шомпол, на краю матраса, уставившись в пространство. Мальчики снова говорят о том, кому, по их мнению, принадлежит ребенок.
— Будем надеяться, что она моя, ради ее же блага, — говорит Илай, потягиваясь. — У меня определенно лучшие гены из нас троих.
Рив фыркает.
— Да?
— Конечно. Просто посмотри на меня. — Он машет рукой перед своим лицом. — Представь ребенка с такой красивой внешностью, как эта.
Я закатываю глаза.
— Она будет вся ваша. Вы все будете отцами. Мы все будем растить ее вместе. — Я многозначительно смотрю на Коула, который ничего не говорит. Я не думаю, что он сказал хоть одно слово с тех пор, как мы вернулись домой.
— Конечно. Конечно. — Илай делает паузу. — Но она все равно будет моей.
— Да, Илай. Она все равно будет твоей.
Он усмехается, откидывая голову на подушку.
— Я так взволнован, — бормочет он. — У меня будет дочь. Я собираюсь стать
Я улыбаюсь, но чувствую пустоту внутри. Чувство вины терзает меня. Мне до сих пор так стыдно за то, что я накричала на них всех ранее.
Ривен, должно быть, чувствует, что что-то происходит, потому что он перемещается позади меня, притягивая ближе к своей груди.
— Чувствуешь себя лучше? — бормочет он. Я киваю, прижимаясь к его чистому, мягкому, теплому запаху, но у меня болит в груди.
Ребята в конце концов засыпают рядом со мной, и я проваливаюсь в беспокойную дремоту в объятиях Рива.
Такое чувство, что я сплю всего несколько минут, прежде чем снова резко просыпаюсь. Крошечная ножка пинает меня по грудной клетке. Я вздыхаю. Я чертовски устала. Мы проходим через это каждую ночь. Как только я ложусь в постель, малышка превращается в боевую женщину. Я глажу ее, пока она разрывает мои внутренности на куски, и в конце концов она снова замирает. Я перекатываюсь на руку Илая, пытаясь найти более удобное положение. Он что-то бормочет, притягивая меня ближе, и я устраиваюсь, положив голову на его подушку. Я уже засыпаю, когда она снова пинает меня. И еще раз. И еще раз. Когда я не реагирую на происходящее, она делает то, что кажется полным сальто, перекатываясь у меня в животе. Я сажусь, хватаясь за живот.
Я ни за что не смогу так заснуть. Сдерживая стон, я соскальзываю с кровати и на цыпочках выхожу в коридор. Мне нужно подышать свежим воздухом. Немного холодного воздуха. Лежать между несколькими мужчинами приятно, но становится жарко, и в наши дни я почти всегда чувствую себя потной и перегретой. Ковыляя к входной двери, я натягиваю лыжную куртку и выхожу на улицу. Сейчас июль, и температура на самом деле довольно теплая. Весь снег растаял, и, хотя уже перевалило за три часа ночи, солнце стоит высоко в небе. Летом на улице никогда не темнеет.
Я выхожу босиком на маленький внутренний дворик. Коул построил его во время моего самого первого лета здесь, когда я упомянула, что было бы неплохо иметь место, чтобы поесть на улице. Все выглядит довольно просто: обеденный стол и несколько диванов, покрытых подушками. Повсюду разбросаны брызги красок, оставшиеся со всех времен, когда я приходила сюда работать.