Трое спешат на войну. Пепе – маленький кубинец

Я подошел к лошади. Она тоже почувствовала этот запах, повела головой, и я заметил, как лихорадочно вздрагивают ее ноздри.

Было совсем светло, когда я оседлал Серию. Люди вповалку спали на земле, минометы стояли на позициях. Повар разжигал огонь в походной кухне.

С холма было видно все как на ладони. Огромная долина внизу, перелески. В долине макеты: пушка — бревно на двух колесах, блиндажи с амбразурой и фанерный танк. Дорога черной змейкой бежала по перелескам.

— А ну пошла! — негромко крикнул я Серии и ударил лошадь каблуками под бока.

Я ехал не торопясь, разглядывая лес, овражки в снегу, Изредка посматривал на мешок, откуда доносился волнующий запах ржаного хлеба. Может, остановиться и заправиться? Ведь моя доля в этом мешке тоже есть.

Я увидел старый пень, торчащий из снега, и придержал коня. Из-за голенища вынул нож. Я глядел на буханку и прикидывал, сколько же это будет — четыреста граммов. Я помню рассказы отца о гражданской войне. Соберется взвод — на всех одна буханка. Комвзвода вынет нитку, смеряет буханку и сложит нитку в десять или пятнадцать раз. По такой мерке и режут хлеб. Потом кладут кусочки на столе, один отворачивается, а комвзвода, указывая пальцем, спрашивает: «Чей?»

Во-первых, у меня нет ниточки, а во-вторых, как я повезу людям куски…

Я отрезал горбушку и подержал ее на ладони. Может, было в ней граммов двести, а может, двести пятьдесят. Я вынул из-за голенища столовую ложку, зачерпнул сливочного масла, размазал его по хлебу и насыпал на масло сахарного песку.

Я сидел и ел. Масло и сахар таяли во рту и блаженно разливались по желудку. Я закрывал от счастья глаза, чтобы ничто не мешало наслаждению.

Лошадь стояла и смотрела на меня круглыми, неморгающими глазами. Голова ее была чуть наклонена, ноздри расширены. «Нет, Серия, я тебе хлеба не дам! Война! Разве можно сейчас лошадей хлебом кормить…»

Я отыскал в кармане список караульных. Первым значился Гашвили.

На карте я нашел точку. Определил ее по местности и поскакал.

— Э-э! — крикнул я. — Еда едет!

Гашвили выскочил из леса с винтовкой в руке.

— Кормящая мама! Ура! — крикнул Ладо.

Я отрезал ломоть хлеба и отдал Гашвили. Гашвили разрезал ломоть пополам. Масло я ему отмерил столовой ложкой и дал две ложки сахара.

Точно знаю, что когда вот так дают, без меры, тому, кому даешь, кажется, что дали меньше, а тот, кто дает, думает — дал лишку.

И говорить-то в этих случаях не о чем. Сел я и поехал дальше. Мешок снова перекинут на передней луке седла.

«А все-таки это не очень хорошая работа — развозить еду, — размышлял я. — Может, Гашвили надо бы побольше масла и хлеба дать. А если не хватит последним, что тогда? Сколько дал Гашвили, так всем буду давать», — решил я.

Я дернул за поводья, и лошадь пошла в галоп. В этот самый момент я услышал первый разрыв мины. Ага, началось! Я не видел, где разорвалась мина, но взрыв ее больно ударил в уши.

За первой летела вторая мина. Вилка. Сейчас накроют цель. Теперь я уже слышал, как мина свистела в полете, как она приближалась к земле. Мне не ну ясно было подгонять лошадь: она скакала, гонимая страхом и взрывами.

А мины летели и летели. Стрелял не один, а несколько минометов. Я уже забыл о масле и хлебе. Мне хотелось кричать «ура» и идти в атаку…

Неожиданно стрельба прекратилась. Лошадь, измученная галопом, пошла шагом. Иногда она трясла головой, будто ее кусали шмели.

«Наверное, первая очередь курсантов отстрелялась, сейчас начнется разбор», — решил я. Как мне хотелось быть с ребятами!

Лишь на следующий день мне рассказали во всех подробностях о том, что происходило…

Стрельбы начались по расписанию. В первом расчете из наших были Вовка и Егор Вольнов. Вовка был заряжающий. Он брал мину и бросал ее в ствол миномета. Работа опасная. Убирай поскорее руки, а то рванет. Но Вовка уверенно держал мину и так же уверенно бросал ее в трубу миномета. Недолет, перелет, вилка. По цели огонь. Цель была уже накрыта, когда на огневой появились повозки со снарядами. Они только прибыли. Лошади еле тянули груз. Ездовые шли в серых брезентовых плащах рядом с повозками, держа вожжи в руках.

Когда лошадь поравнялась с четвертым расчетом, раздался выстрел. Лошадь шарахнулась в сторону. Говорят, она впервые была на стрельбах. В этот момент третий расчет ударил по цели. Лошадь, безумно заржав, понеслась по краю высоты, где стояли минометы. Ездовой выпустил вожжи и обалдело смотрел на удаляющуюся повозку. А лошадь мчалась на расчет, в котором были Вовка и Вольнов… Лошадь ничего не видела перед собой. Сейчас она перевернет миномет, колеса повозки врежутся в ящик с минами, а потом лошадь полетит с обрыва вниз, и следом за ней повозка, наполненная боевыми минами. Казалось, ничто не может предотвратить катастрофу.

Вдруг наперерез лошади выскочил Вовка. Он остановился в напряженной позе.

Лошадь все ближе. Но Вовка не думает уступать ей дорогу. Он вцепился мертвой хваткой в узду.